Шрифт:
Закладка:
Последние были в таком восторге от этих симпатичных маленьких пустячков с мягкими игрушками и шоколадками, что я была почти счастлива спрятаться в машине вместе с сыном от их многоголосых поздравлений и благодарностей. Потому что для меня выписка из роддома больше уже не казалась праздником, который я когда-то наивно воображала в своих доверчивых глупых мечтах.
Наверное, прежней влюбленной доверчивой Даше вся эта романтика действительно понравилась бы. До восторга, до щенячьего счастья...
Но той Даши больше нет.
Она умерла и рассыпалась в прах, когда увидела своего любимого с другой. Без прикрас, во всей его эгоистично потребительской пошлости.
И Князев вряд ли понимает сейчас, что этим торжественным пафосом он вовсе не открыл всë с чистого листа между нами, а только... усложнил. Обманул сам себя, совесть заглушил. Если она у него вообще имеется, конечно.
Задумавшись об этом, стою и механически помешиваю чай в кружке. Слушаю, как звякает серебристая ложечка в маленьком успокоительном водовороте... и вздрагиваю, когда мою талию обхватывают крепкие загорелые руки мужа.
Прижавшись к моей спине всем телом, он вкрадчиво шепчет на ухо:
— Я не успел пожелать тебе доброго утра, маленькая...
Потом легким нажимом большого пальца поворачивает мое лицо к себе и крепко целует. Прямо в губы.
На одну секунду я вся деревенею.
Слишком много эмоций. Слишком много Князева.
Не знаю, что делать — то ли крикнуть ему в лицо: «Не смей меня трогать, я всë вспомнила!», то ли отвернуться, как ни в чем ни бывало. Внутри вспыхивает слабый жар чувственного волнения... чтобы тут же погаснуть под леденящей вспышкой воспоминания о его секретарше.
И от этого противоречия — физического и душевного одновременно, — меня трясет.
Князев углубляет свой поцелуй, поймав мою дрожь и мягко разворачивает к себе. Я быстро упираюсь руками в его грудь, собираясь оттолкнуть — изо всех сил, наплевав на свою трусливую «амнезию»...
...но внезапно в глубине прихожей раздается тихая трель дверного звонка, сигнализируя о нежданном утреннем госте.
— Как невовремя, — морщится муж, выпуская меня из объятий, и легонько гладит по щеке. — Не напрягайся так, Даш. Я понимаю, что тебе пока нельзя. И что ты немного... растеряна. Из-за травмы. Подожди минутку, сейчас спроважу гостей и поговорим об этом.
То, что поставленную задачу насчет «спровадить» он вдруг решил резко отменить, я понимаю уже в следующую минуту. Когда сразу же вслед за щелчком открывшегося замка раздается звучно-снисходительное и очень красивое грудное контральто моей свекрови. Только она всегда зовет своего сына полным именем с еле заметным словацким акцентом.
— Доброе утро, Владан. Не ждал так скоро? Ну ничего. Я решила сюрприз сделать. Тем более, что и так собиралась на внука посмотреть. Поздравляю, мой дорогой.
— Здравствуй, мама. Благодарю, — безупречно вежливо произносит Князев, но я так хорошо знаю все его интонации, что отчетливо различаю в голосе признаки скрытого неудовольствия. — Проходи.
Звонкий цокот женских каблучков в прихожей почему-то кажется мне слишком... многочисленным. Как будто там вовсе не одна пара женских ножек прогарцевала, а как минимум, две.
И эту мою мысль свекровь тут же подтверждает, объявив:
— А я не одна приехала. Узнаешь свою подругу детства? Она горела желанием тебя повидать и поздравить. Кроме того, я случайно узнала, что ты подыскиваешь сейчас новую секретаршу, не так ли? Это прекрасная кандидатура, Владан. А главное — свой человек, а не со стороны. Проходи, Марочка.
♀️Глава 25. Пропасть между нами
Пока свекровь самоуверенно приглашает «подругу детства» Владана в квартиру, я тщательно помешиваю чай в своей кружке. Это помогает взять себя в руки. Даже несмотря на раздражение, которое набирает обороты с каждым словом глубокоуважаемой Ады Адамовны Князевой.
Она всегда была такой — очень элегантной и уверенной в том, что мир просто создан для того, чтобы крутиться вокруг нее. Это прорисовывалось сразу и по рассказам Владана, и позже, по моим впечатлениям от нашего знакомства.
А еще я всегда чувствовала, что моя кандидатура в качестве невестки не понравилась ей с первой встречи.
Нет, словами моя свекровь это ни разу не выразила. Уж кому-кому, а ей тяжелый характер собственного сына был известен лучше всех. Князев терпеть не мог, когда окружающие сомневались в качестве его выбора. И попытки обесценить то, что принадлежит ему, могли закончиться серьезной моральной расправой.
Для всех, кроме меня и его матери... обычно.
Но раздражать сына открытым проявлением пренебрежния и испытывать новые границы его терпения она не пожелала. Потому что с Адой Адамовной Князев всегда разговаривал в таких непривычно светских выражениях, что становился действительно похожим больше на какого-то киношного аристократа, чем на современного бизнесмена...
А со мной он был другим. Совсем другим. Простым и жадным, как мальчишка, внимательным и нежным... по крайней мере, до своей измены.
Думаю, Князев и сам понимал, что его мать вполне способна задеть меня какой-нибудь колкостью. Наверное, поэтому в день нашего знакомства и сказал нам — но при этом красноречиво глядя только на Аду Адамовну, — прямым текстом, что ждет от нас обеих только культурного общения. И будет очень разочарован, если любая из нас огорчит чем-то другую. Чисто случайно, конечно. Из-за различий в менталитете или чего-то в этом роде.
Так что да, смысловое послание сына Ада Адамовна уловила прекрасно и при редких визитах была со мной хоть и холодна, но вежлива.
Но зато как она смотрела!
Будто на бездомную дворняжку, которую невесть как занесло в ее элитный питомник породистых собак.
— Доброе утро, Владан! — звонко здоровается с моим мужем «подруга детства». — Я так рада встрече и надеюсь, что...
— Тише ты! У нас ребенок спит, — тут же реагирует Князев недовольно, но очень по-свойски. И добавляет нехотя: — Здравствуй, Маританна.
— Ой, ну почему так
