они у него с собой, – где были номера телефонов и адрес электронной почты. Карточка оказалась с логотипом «Открытия», и Костя, передавая ее, невольно скривил рот.

Мейеру логотип ни о чем не говорил; он взял карточку, подсунул под бюстик Бетховена в громоздком парике и поднялся, протягивая Косте руку.

– Счастлив, что нам так быстро удалось все решить! Вы получите проект контракта завтра, максимум послезавтра. Вы сможете остаться в Вене уже сейчас или вам надо сначала вернуться в Россию?

– Надо вернуться. У меня туристическая виза.

– О визе не волнуйтесь, мы оформим ее для вас сами. Хватит двух недель. Въедете по ней, она дает право на работу. Давайте так: вы смотрите контракт, вносите поправки, если сочтете нужным. Приступаете в середине июня. Билетами, транспортом, квартирой для вас будет заниматься мой персонал, они обо всем позаботятся. Думайте про материал, предлагайте свои варианты, я предложу свои. У нас впереди большая и, уверен, плодотворная работа.

Вера бросила на Костю торжествующий взгляд. Мейер это заметил и обратился к ней:

– Фрау Эдлингер, вы не представляете, как я вам признателен! После той неприятной ситуации в России с Константином невозможно было выйти на связь, я знаю, что мои коллеги обращались и в русское Министерство культуры, и в агентства, но им почему-то препятствовали. Вы привезли его сюда, чтобы мы смогли с ним посотрудничать? В этом заключается ваш культурный проект?

– О нет, – рассмеялась Вера, – я просто хотела показать ему город.

Мейер прищурился:

– Обожаю ваш юмор. Так или иначе, я счастлив, что у меня будет работать господин Садовничий. Благодаря вам!

Он вышел из-за стола, обнял Веру, а Косте еще раз пожал руку.

– Надолго не прощаюсь! Сразу же сообщите, как прочтете контракт. Если будут поправки, мы назначим еще встречу и все с вами уладим. И я жду, жду вас!

Мейер вышел с ними в коридор, проводил до служебной лестницы. Застекленный подъезд смотрел на отель «Захер» с витринами знаменитого кафе на первом этаже, и Костя с Верой, перебежав дорогу, опустились в изнеможении на мягкий полукруглый диван, очень кстати оказавшийся свободным.

– А ты говорил, никому не нужен! – воскликнула Вера возбужденно.

– Да я сам в шоке, – выдохнул Костя, – я думал, он порасспрашивает, покивает, скажет что-нибудь ободряющее и отправит восвояси. А тут контракт! И прямо так, с порога… я даже сообразить не успел.

– Не успел, и хорошо. Начал бы кривляться: «Я, мол, знаменитость, не знаю, смогу ли выкроить время».

– Не, не начал бы. Я еще не такой прожженный. Годиков через пять – да, буду.

Они громко расхохотались; гости за соседними столиками посмотрели на несдержанную парочку с укоризной.

– Ну что, шампанского? – спросила Вера, отсмеявшись. – Это надо отметить.

– Давай!

Пробка с хлопком вылетела из бутылки, обернутой салфеткой, официант разлил шампанское в бокалы.

– За твой успех! И за будущие постановки! – провозгласила Вера.

– В опере говорят «той-той-той». Это вроде как «тьфу-тьфу, чтоб не сглазить».

– Той-той-той! – повторила Вера за ним. – Но я уверена, все будет хорошо.

Они чокнулись краешками бокалов, так что по кафе разнесся нежный перезвон, и на них снова посмотрели соседи: теперь странная парочка еще и выпивает с самого утра. Остальные в «Захере» заказывали кофе и торт с тем же названием – пропитанный шоколадом, с шоколадной же надписью Zacher витыми буквами.

– Тебе обязательно надо попробовать, – Вера указала Косте на торт, – это же главное венское лакомство!

– Вообще, я сладкое не очень люблю, но давай, – согласился Костя.

Торт принесли на тарелках с золотыми вензелями, вместе с горкой взбитых сливок, которые тут полагались, кажется, к любой еде. Костя попробовал – да, правда вкусно, хоть и ничего необычного.

– А какая у нас дальше программа? – спросил он, отодвинув тарелку.

Вера откинулась на спинку дивана:

– Климт! Ты как?

– Согласен.

– Тогда в Бельведер! Тут недалеко, две минуты на такси.

– А где твой шофер?

– Отдыхает. Выходной по законодательству положен всем, ему в том числе.

Бельведер показался Косте очень светлым, кружевным, праздничным: солнце било в окна, и вместе с ним в интерьеры дворца вторгались подстриженные газоны, цветы и безоблачное небо, становясь как будто его частью.

Климта выставляли на втором этаже, куда Вера сразу и устремилась, не тратя времени на остаток экспозиции. Они надолго застыли перед «Поцелуем», в котором каждому виделось свое, невысказанное; в «Юдифи» Костя узнал Соню и сразу достроил в воображении свою отрубленную голову у нее в руках. Он не стал обсуждать этого с Верой, но Соня оказалась предательницей не только в бытовом, приземленном смысле этого слова – обманула, воспользовалась, извлекла выгоду, – она предала его еще и как художника, сыграв на самолюбии, внушив ложную уверенность и убедив, что ему достаточно творить, а она позаботится обо всем остальном. Позаботилась, ничего не скажешь! Чуть в тюрьму не угодил…

Месяцы домашнего ареста не прошли для Кости даром: он стал настороженным, пугливым, что раньше ему было категорически несвойственно. Взаперти у него впервые случилась паническая атака, после которой он стал тревожно прислушиваться к каждому вздоху, каждому удару сердца. Старался отвлекаться на работу, пока была возможность, но, когда остался без интернета и даже без телефона, отрезанный от мира, впал в настоящую депрессию.

Бывало, часами лежал на полу, раскинув руки-ноги в стороны, в позе звезды, таращился в потолок, изучая на нем географическую карту трещин и разломов, неровности швов между панелями, отходящую побелку. Раскладывал вокруг себя книги, бумаги, рабочую документацию. Уверенный в своей невиновности, мучился тем, что его считают мошенником и вором. Естественно, людям кажется, что не бывает дыма без огня, но он-то знает, знает, что не трогал тех денег, даже не представлял себе масштабов растраты.

Как ловко Соня все обстряпала, и как легко отделалась потом! Она ведь почти не пострадала, разве что от финансирования ее пока отлучили, но из Министерства не выгнали, не то что его – вон из Москвы, вон из проекта, вон из тусовки!

– Ты что засмотрелся? – подергала его Вера за рукав. – Нравится «Юдифь»?

– Очень, – буркнул Костя. – Тебе не кажется, что башка у нее в руках как с меня писана?

Вера присмотрелась к голове Олоферна, нахмурила брови:

– Не-а. Пойдем к Шиле.

Но и в Шиле, в его «Объятии», Косте померещилась бывшая, как будто тайна, которую он берег, теперь, выйдя наружу, преследовала их с Верой. Поэтому Костя постарался скорее сбежать из Бельведера, хотя дворец ему понравился и посмотреть там было на что. Он поклялся себе еще вернуться туда, и только в этот момент внезапно осознал, что скоро будет