своего пригласил молодого товарища в родовое имени своего отца на семейный праздник «собирания винограда». Юноша охотно принял это заманчивое приглашение, мечтая увидеть природу и жизнь в старинной княжеской усадьбе. Когда приблизилось время уезжать, командир полка (русский офицер Генерального штаба) разрешил отпуск адъютанту и юноше-офицеру только на один месяц. Прием, оказанный в доме отца князя всей его семьей, очаровал юношу-офицера сразу. Под непрерывные тосты выпитое кахетинское тоже сделало свое дело. За ужином и обедом юношу всегда сажали рядом с Тамарой, которая весело его занимала. Утром перед возвращением в полк юноша-офицер, проснувшись рано, с величайшим удивлением убедился, что он в чьей-то чужой комнате провел ночь, а на постели с ним рядом спит женское существо, укрывшись с головой. В приоткрывшуюся дверь кто-то заглядывает, в вслед за тем дверь с шумом раскрылась, и в комнату вошел старик-князь со своим сыном, полковым адъютантом, и группой родственников.

– Г-н офицер! – грозно сказал князь. – По рекомендации моего сына я пригласил вас на наше семейное торжество и принял как самого дорогого и близкого моему сердцу гостя. Как же вы отплатили нам за наше радушие и гостеприимство? Вы оказались в спальне моей старшей дочери, на ее постели и скомпрометировали своим поведением честную девушку. Вот она теперь рыдает, не смея открыть лицо в нашем присутствии. С какими намерениями вы так поступили?! – грозно закончил свой допрос старый князь.

Растерянный и смущенный до крайности юноша заявил, что он глубоко уважает князя и всю его семью, что их дочь Тамара ему очень нравится, что он и в мыслях не имел намерения кого-либо оскорбить и не помнит, как он попал в эту комнату, но с радостью готов жениться на княжне Тамаре, если она согласна и дадут согласие и ее родители.

Отношение к юноше сразу изменилось: его предложение было принято. Адъютант посоветовал ему подать рапорт о болезни и просить отсрочки отпуска. С этим рапортом адъютант помчался в Тифлис в свой полк, командир которого на отсрочку отпуска согласился. Но когда через несколько дней был получен от юноши-офицера новый рапорт с просьбой разрешить ему вступить в законный брак с дочерью князя В., то командир полка, поняв в чем дело, решительно отказал в разрешении, сделав выговор адъютанту полка. Однако, последний, не унывая, с заднего крыльца прошел к начальнику Кавказской кавалерийской дивизии князю А.[45] (грузину и родственнику князя В.) и объяснил ему все дело:

– Мой отец просил вас во имя старой дружбы и родства нашего поддержать нас: ведь три дочери-девушки, а приданого нет, и все мы в долгах. Упустить такого выгодного жениха было бы крайне для нас горестно, – докладывал адъютант.

Князь А. взял из рук адъютанта рапорт юноши-офицера с резолюцией командира полка «отказать», прочитал его, справился, действительно ли юноша-жених имеет средства, а затем приказал направить рапорт к нему, из полка в штаб дивизии (что, по закону, было правильно) как в высшую инстанцию. Когда начальник штаба дивизии в числе других бумаг доложил князю A-и и этот рапорт, то князь на нем положил такую резолюцию: «Лично знаю этого молодого офицера. Способный офицер, заслуживает внимания и средства имеет. Разрешаю. Князь A-и». Конечно, брак состоялся, а командир полка получил щелчок по носу.

Офицер, женившись на туземке, очень подпадал под ее влияние и покровительствовал ее родне. Но, помимо этого, туземная молодежь, добиваясь среднего, а меньшинство и высшего образования, а за ним и офицерского звания, старалась всеми способами перебраться из России на Кавказ, заполняя полки Кавказской армии. Так, напр[имер], в Елисаветпольском полку русские по происхождению составляли меньше 20 % всего числа офицеров полка; вс остальные были туземцы, преимущественно армяне, которые держались очень сплоченно. Русскому офицеру в таких полках приходилось тяжело, особенно, когда и командиром становился туземец. В гражданском управлении края засилье туземного элемента было еще боле назойливым, придавая учреждениям совершенно иной дух по сравнению с чисто русскими такого же характера учреждениями. Туземный затаенный лозунг: «Кавказ для коренных кавказцев».

Что касается массы простых туземцев, то с чисто русским начальством, понимающим их язык, население уживалось отлично, но там, где русский начальник смотрел и слушал глазами и ушами своего туземца-переводчика, часто дела шли плохо, вызывая жалобы. Туземцы друг дружку не любили: все мусульмане Кавказа по временам враждебно настраивались против христиан и, вообще, плохо скрывали свое взаимное недоброжелательство. Армяне, более богатые, трудолюбивые и упорные, чем грузины, не ладили с ними, и нелюбовь этих народностей иногда резко проявлялась. Татары и турки предпочитали, скорее, главенство русских, чем армян и грузин, причем тяжело переносили над собою власть чиновника грузинской или армянской народности. К солдатам туземцы относились совершенно терпимо, но с казаками не ладили. Отрыжка старой вековой борьбы казачьих линий с туземцами поддерживалась задором, с каким вороватый казак обращался с туземцами.

Вот несколько примеров. В сырую осеннюю дождливую и грязную пору сотня казаков из штаба полка двигается на границу. Казаки в бурках, с башлыками на головах. Сотня подошла к окраинам имеретинского селения и стала на привал. Хозяин ближайшей сакли, бывший повар, откармливал в глубокой яме огромного борова. Казаки из любопытства подошли к яме и стали любоваться боровом.

– Что зря торчите здесь, а время уходит! – сказал строго один из казаков, подходя к яме с фуражным арканом. – Заходи в кружок все около ямы, да тащи еще аркан! – скомандовал инициатор.

Все сразу сообразили суть дела, исполнили приказание и притащили еще два фуражных аркана. Боров был схвачен предательской петлей и с перевязанным ремнем рылом протащен из ямы в глубокую лужу на дороге. Здесь его закололи, кинжалами нарубили мяса по огромному куску на каждого казака и раздали по рукам, а остальную тушу затопили в грязной луже, которая выровнялась, не оставив никаких следов этой грабительской работы. Видела, как тащили казаки борова из ямы только девочка-подросток, которая и рассказала об этом дома, а известие дошло и до хозяина борова.

Когда он прибежал к яме, то ни борова, ни следов, где он был протащен и убит, никаких не было. Хозяин кинулся с жалобой в деревню, где у старшины казачьи офицеры закусывали и пили чай. Командир сотни был искренне возмущен и решил дело вывести начистоту. Он предложил старшине с понятыми осмотреть казачьи вьюки и приказал казакам снять бурки. Дождь лил как из ведра: люди мокли, охотно открывая все свои сумы для обыска. Ничего не было найдено, к изумлению туземцев. Командир сотни в свою очередь накричал на хозяина борова, грозя привлечь его к