Герцогу, Карстарсу, напал на Элву и пытался убить Фортинбраса и Пайпер. Он предал нас, и Фортинбрас зачеркнул его имя.

— Почему не стёр, как моё?

— Потому что Уалтар, который много лет служил ему и которого он знал, и впрямь стал жертвой Вторжения и умер много лет назад.

Гилберт сглотнул, и ощущение было такое, будто он проглотил кусок наждачной бумаги. Он был уверен, что непременно начнёт разговор первым, настоит на своём и добьётся всех объяснений, и потому был совершенно растерян. Впервые с тех пор, как они оказались в Омаге, Киллиан показался ему уставшим и сломленным. Ни серебряный венец, обозначавший его статус, ни тёмно-синий камзол военного покроя, ни кольцо рода Дасмальто не говорили о том, что он был королём. Стоя здесь, среди имён мёртвых, которые Фортинбрас запомнил и записал сигилами, в Киллиане Гилберт видел только великана, который безмерно устал.

— Я знаю, что ты не доверяешь Фортинбрасу, — тихо начал Киллиан, встретившись с ним глазами. — Когда он и Магнус прислали письмо, в котором говорилось, что Пайпер встретила тебя во Втором мире, я подумал, что это жестокая шутка. Я думал, что ты погиб во Вторжении, и даже не надеялся встретить тебя. Но Фортинбрас не сдавался. Он искал тебя по всем Диким Землям, цеплялся за любой слух и…

— Хватит, — зло прервал его Гилберт, сжав кулаки так, что у него хрустнули костяшки. — Ты не понимаешь, о чём говоришь.

— Я понимаю это лучше, чем кто-либо другой, — совершенно спокойно продолжил Киллиан, на мгновение прикрыв глаза. Он, казалось бы, собирался с силами, чтобы сказать что-то, и спустя пару секунд это всё же случилось: — Ты знал, что твари воскресили Розалию?

— Что?..

Это точно жестокая шутка. Киллиан целиком и полностью был на стороне Фортинбраса — значит, был против Гилберта. Иное он отказывался принимать.

— Твари воскресили Розалию, — дрогнувшим голосом повторил Киллиан. — Она была проклятием, которое могло убить Фортинбраса. Карстарс связал её с собой и с её помощью удерживал Фортинбраса и остальных в Башне. Но Розалия отказалась от хаоса, когда поняла, что он убивает Фортинбраса. Она пожертвовала собой и отдала ему корону великанов, чтобы та не попала к Карстарсу. Она сказала…

Голос Киллиана вновь дрогнул, и Гилберт с ужасом заметил, как заблестели его глаза. Тот дядя Киллиан, которого он помнил, никогда не плакал. Впервые Гилберт увидел его слёзы в день смерти Розалии, но больше — ни разу.

— Розалия просила Фортинбраса позаботиться о тебе, — всё же произнёс Киллиан через силу. — Она последовала за зовом, зная, что ты жив.

Гилберт не мог выдавить ни слова. «Это не могло быть правдой, — думал он, вспоминая, как держал корону великанов в руках, как вместе с Шераей прятал её за барьерами и сигилами. — Корона была у Розалии?..»

— Всё, что Фортинбрас делал, — между тем продолжил Киллиан, не отрывая от него взгляда, — он делал ради нас. Ради своей семьи. Он никогда не предавал тебя, Гил, и никогда не переставал любить.

«Это не может быть правдой», — думал Гилберт, беспомощно открывая и закрывая рот. Что ему делать? Что говорить? Он пытался разобраться во всём, узнать как можно больше информации, но даже не предполагал, что всё будет… вот так. Киллиана нельзя было назвать сентиментальным, легко поддающегося чужому влиянию. За дни, проведённые в Омаге, Гилберт лишь убедился, что никто не мог сломить Киллиана или сбить его с пути к цели, которую он поставил перед собой. Его дядя просто не мог сдаться перед ложью Фортинбраса — значит, лжи и не было.

— Он бросил меня, — несмело возразил Гилберт, уцепившись за первую мысль, которая успела сформироваться из хаоса, царящего в его голове.

— Он никогда не бросал тебя, — твёрже произнёс Киллиан. — Он не мог покинуть Дикие Земли, как и все мы, из-за проклятия Герцога. Фортинбрас искал тебя по всему миру, веря, что ты выжил, и когда Пайпер сказала, что это ты помог ей во Втором мире… Не могу даже представить, какое облегчение он испытал.

— Это не может быть правдой, — наконец сказал Гилберт, чувствуя, как глаза начинает жечь из-за слёз. — Он бы нашёл способ открыть Переход, если бы захотел. Он бы сумел остановить демонов!

— Он не всесилен! — повысил голос Киллиан, нависнув над Гилбертом, точно скала. — Но он делал всё возможное, чтобы защитить этот мир и его людей! Он пожертвовал огромным количеством магии, чтобы спасти столько сигридцев, сколько может!

Гилберта словно под дых ударили.

— Что?

— Фортинбрас превратил Дикие Земли в то, чем они являются сейчас. Он перенёс целые территории Сигрида, использовал магию, чтобы сохранить тысячи людских жизней, и поплатился за этим сотнями проклятий, которые день и ночь терзали его. Но он ни на мгновение не забывал о тебе, Гил. Он всегда искал тебя.

«Это не может быть правдой!»

Гилберт столько лет жил, веря в ложь. Когда речь заходила о Третьем, первым и единственным словом, приходившим на ум, всегда был «предатель». Все факты, все воспоминания и рассказы очевидцев говорили о том, что Фортинбрас предал миры. Но Гилберт не первый день слышал о том, что Третий сальватор не был Предателем. Шерая просила быть терпеливее, внимательнее и сильнее, потому что верила, что Гилберт способен на это. Киллиан привёл его в разрушенный тронный зал, стены которого были исписаны именами мёртвых, потому что знал, что тот увидит правду. Гилберт ведь не идиот: понимал, что ошибался, и знал, что нужно признать это. Слишком многие говорили о том, что Фортинбрас не виноват во Вторжении. Слишком часто сам Фортинбрас доказывал это.

— Это не может быть правдой, — скорее инстинктивно пробормотал Гилберт, не представляя, как быть.

Как признать свои ошибки? Как жить, зная, что он потратил двести лет на ненависть, которая лишь разрушила его? Как смотреть в глаза Фортинбрасу, зная, что Гилберт виноват перед ним? Как быть его ракатаном?

В чём смысл всего, что Гилберт делал, чтобы исправить ошибки Фортинбраса, если ошибок-то и не было?

Гилберт был уверен, что теперь, когда не осталось ни Ребнезара, ни великанов, когда многовековое наследие его народа было уничтожено, единственное, что он может делать — это помогать тем, кто пострадал не меньше, чем