Издревле Синклеры магией не владели. Она может есть в крови потомков рода, как рецессивный ген, но никогда не доминирует. В самой Эрин, то бишь мне, и капельки не нашлось. Ник тоже не маг.

Закономерный возникает вывод.

Видимо, отец Пенелопы, или лучше его назвать донором – ибо отец обычно человек, чья личность известна – является магом. Возможно, что довольно сильным, раз уж его ДНК смогла перебороть ярое сопротивление наследственности Синклеров.

Последние сомнения в том, что маркиз Шервуд Печеньке родитель окончательно отпадают.

Слава богу! Круг тех, кто им может быть тоже сокращается.

Вопрос в том, нужен ли вообще нам этот мужчина?

20

До столицы мы добираемся за два дня. Права я была, когда думала, что полет на драконе не лучшая идея. Может быть, на короткие расстояния такой вариант оптимален, но вот на дальние дистанции – та еще идея, скажу вам.

Виды с высоты птичьего полета приедаются быстро, волосы хуже вороньего гнезда после приземления, да и мушки всякие то в рот, то в глаза попадают постоянно. А после дня в седле ни ног, ни спины не чувствуешь.

Или это я просто такая привередливая?

Кайл после дня пути, когда мы остановились в какой-то рощице на ночлег, выглядел вполне довольным жизнью, да и Печенька не жаловалась, восторженно просила дядю о новом уроке магии.

На исходе второго дня пути на горизонте маячит город с возвышающимся над ним дворцом.

Вот она – Мадерна. Столица империи Готхоф. Основное место, где разворачивается сюжет Настиного романа.

Симпатичненько выглядит с высоты.

– Над столицей летать можно только правящему роду, – кричит Кайл и натягивает поводья. – Мой дом в пригороде, вот тот, с зеленой крышей.

Осинка делает крен и идет на снижение.

Когда дракон опускается на выложенную брусчаткой взлетно-посадочную площадку, Кайл спешивается и помогает слезть мне и Печеньке. А из дома в нашу сторону уже кто-то спешит, в ночном полумраке приближается огонек.

– Послушай, Эрин, моя жена…

Маг договорить не успевает. Девушка, в одной руке держащая фонарь, отвешивает ему звучную пощечину.

– Явился!

– Анвен… – начинает Кайл, ему прилетает в другую щеку.

Приглядываюсь. Это жена мага, та самая девушка со снимка. Красивая, волосы длинные, рыжие. А глаза цвета пламени – настоящий огонь, так и в пепел можно обратиться.

– Муженька мой, шарахался не пойми где больше месяца, ни жив ни мертв, пропустил день рождения дочери, и здравствуйте, прилетел!

Нисколько не сочувствую Кайлу. Его жена в полном своем праве. Бить и резче можно, не сахарный он, не растает.

Печенька тянет меня за рукав.

– Что, милая?

– Мама…Эта страшная тетя бьет дядю Кайла. Надо ее остановить.

Последняя фраза звучит как вопрос, а не утверждение.

– Знаешь, лучше не стоит, – заключаю я, пряча улыбку.

Не дай богиня под горячую руку попасть!

– Анвен, послушай! Я нашел манускрипт! Та работа Тиберия, которую маги искали на протяжении трех веков, твой муж, Кайл Вермонт, отыскал!

Надежды энтузиаста на то, что гнев супружницы сменится на милость не оправдалась.

– Права была мама, из магов самые ненадежные мужья! – Анвен с новой силой лупит благоверного.

Кайл кричит не столько от боли, сколько подыгрывает. Кулачки девушки тоже не в полную сил отвешивают удары. Какой горячий прием!

– Папа! – со стороны дома, в сумерках не разглядеть, доносится детский голосок.

– Рокси! – ошалело улыбается Кайл и присев, ловит запыхавшуюся дочь и поднимает в воздух.

Про нас с Печенькой никто не вспоминает. Ладно, пусть семья порадуется встрече. Анвен угомонилась, теперь и вовсе улыбается.

– Мам, – тянет снова за рукав Печенька и зевает.

– Тоже хочешь? – угадываю я и беру дочь на руки.

Пенелопа кладет голову мне на плечо и быстро засыпает. Устала, бедняжка.

Кайл тем временем уже получил порцию порицания от жены и ласки от дочери.

– Анвен, у нас гости. Это Эрин Синклер и ее дочь Пенелопа. Эрин, это моя супруга Анвен и наша Рокси, – представляет нас Кайл и приглашает в дом.

По пути маг тихонько объясняет своей воинственной благоверной историю своих странствий и подробности нашего знакомства.

Новой порции битья мужчине избежать удается только потому, что Рокси, восьмилетняя дочка пары начинает отчаянно плакать, заслышав, что отец едва не отправился на тот свет.

Бедная девочка. А если бы все пошло по накатанному сюжету…Даже думать страшно, какое горе едва ли не настигло эту семью. А эта красивая молодая женщина потеряла бы сначала мужа, а потом и дочь.

Хозяйство в семействе Вермонт, видно сразу, лежит на Анвен. Стоило только в дом войти, а она уже распорядилась экономке подготовить для нас с Печенькой свободную гостевую спальню и перекус.

Время позднее, да и мы устали. Утром будет полно времени для разговоров. Дом я осматриваю краем глаза пока несу Печеньку следом за горничной, ведущей меня в выделенную комнату.

Вещи наши приносят спустя минут пять, когда я уже уложила Пенелопу в постель. Никаких сорочек я с собой не брала, быстро переодеваюсь в чистое платье, которое с собой сложила для того, чтобы продать, и падаю рядом с сопящей Пенелопой на постель.

Утром меня будет ерзающая под одеялом Печенька.

– Доброе утро.

– Доброе утро, мама, – Пенелопа чмокает меня в щеку.

Сонно улыбаюсь.

– Моя очередь.

После поцелуйной битвы мы встаем с постели, я купаю сначала Печеньку, потом моюсь сама в ванной, вход в которую прямо из выделенной нам спальни. Ура, чистота! Горячая вода! Шампунь и мыло! Такие мелочи, и как разительно они меняют жизнь к лучшему.

Не знаю, что там полночи рассказывал жене Кайл, но, когда мы с Печенькой спускаемся вслед за прибывшей сопроводить нас горничной в столовую – чистые и довольные собой – Анвен подлетает ко мне чуть ли не со скоростью света и долго обнимает.

– Спасибо, – шепчет на ухо рыжеволосая красавица и только после этого разлепляет объятья.

Удивленно теряю дар речи, когда замечаю в уже опухших и покрасневших глазах девушки слезы. Столько искренности было в этом слове, словно Анвен знает, что именно я предотвратила, приняв решение снять с Кайла побрякушку. Беспомощно смотрю на стоящего позади Кайла, но от него никакой помощи.

– Я Рокси, а ты Пенелопа? – такая же черноволосая, как и отец девочка берет Печеньку, прижимающую к себе уродливого медвежонка, за свободную руку.