и приспустив форточку, закурил. Темнело. Между составами иногда пробегали по своим делам стрелки, артиллеристы, техники. Где-то послышалось лошадиное ржание. В окнах поездов горел свет, люди ещё не спали. Играли в карты, шахматы, домино, читали письма из дома, сами писали послания своим близким. Набоков услыхал натужное трубное гудение и вспомнил, что в Екатеринбурге, в местной консерватории взяли с собой духовые инструменты. «Валторна, корнет-а-пистон», — усмехнулся комендант. Кто-то пробовал играть. Обычный вечер. Набоков взглянул на часы, половина десятого, смена караулов. И тут же до него донёсся шум мотора. Вездеходы повезли патрульных на посты.

— Ну, давай поговорим, — услышал он голос Ложкина и обернулся.

— Видишь, Калиныч, в чём дело, — президент Евразии набулькал себе в стакан пузырящийся квас. — Помнишь, мы начали восстанавливать приемо-передающий центр в Перми?

— Конечно, — Набоков выбросил окурок в форточку и присел к столу. — Только смысла я не видел. Связь-то только на ультракоротких волнах сейчас есть.

— Да, да, да, — закачал головой Ложкин. — Всё остальное уходит и на этом заканчивается. То есть, посыл есть, генерация присутствует, а приёма нет. Поскольку инженеры у нас есть, и головой думать могут, и руками колдовать, решили сделать самый мощный радиоприёмник, какой получится. Вот вы как раз уезжали, инженеры пробные запуски делали. И десять дней назад получили первый сигнал на коротких волнах.

— Ну и что дальше? — заинтересовался Набоков. — Сигнал-то от кого? Ведь на них никто не работает. Все знают, что смысла нет.

— Да, конечно, — Ложкин отхлебнул квасу. — В общем, взяли передачу. Из Владивостока. На русском языке. Записали на магнитофон. Переписали на бумагу, я тебе привёз. На, держи.

Он вытащил из нагрудного кармана рубашки сложенный листок и протянул Набокову.

— «Возникли проблемы с отгрузкой угля из Сучана на теплоцентраль», — прочёл тот и подняв голову, глянул на собеседника, потом продолжил: — «Шесть военных кораблей полностью отремонтированы, и скоро выйдут в испытательный поход до Сахалина для проверки работоспособности… Боеприпасов хватит на сто лет, если экономить, а если каждый… До Гродеково упал… Как же быть, когда вернутся моряки». Хм, странная передача.

— Запись больше часа длится, — Ложкин откинулся на спинку кресла. — Это то, что смогли разобрать. Там ещё музыка играет. Вообще рваная такая запись. Сипит, шкворчит. Но. Это первый приём на коротких волнах за четверть века. Понимаешь?

— Так ты приехал, чтобы уверенности мне придать? — улыбнулся Набоков. — Прочитал моё донесение, и решил подбодрить? Да я и так не сомневался в том, что надо двигать дальше на восток.

— Ага, — не стал спорить президент. — Мы пока не распространяемся про это. Знают только человек десять, ну и ты сейчас. Я вижу, тебя и так уговаривать не надо.

— Нет, — качнул головой Руслан.

— Тогда так, — Ложкин поднялся и прошёлся по салону. — Завтра собери совещание и я доведу информацию до командиров. Мы не одни. Есть бойцы и на Дальнем Востоке, причем не беспомощные, а с боевым флотом. Сейчас нам точно есть куда ехать, и для чего. А не просто по Транссибу кататься.

— Хорошо, — Набоков ещё раз прочёл написанное на бумажке и убрал её в стол. — Теперь слушай, что тут происходит.

Комендант конвоя начал говорить о недавнем визите посланцев хана Батырбая. Сейчас они отправились обратно к нему, в зимнюю ставку. Вместе с ними поехал Сергей Меньшиков, начальник штаба и терапевт Стас Черёмухин с лекарствами. Степняки сказали, что у них болеют много, а лечиться нечем и некому.

Со слов побывавших здесь наблюдателей, их хан Батырбай, как только узнал от присланного к нему хмаринского связного о прибытии с востока множества поездов, сразу задумался. Дружбой с омским диктатором он не очень дорожил, для него на первом месте были свои интересы. Поэтому и послал своих двоюродных братьев на разведку. Хмаринскому связному он ничего не обещал, сказал, что надо разузнать подробнее.

Ханская родня бродила здесь два дня, потом заявили, что необходимо сообщить обо всём Батырбаю. Особенно их потряс поезд тяжёлого вооружения и вертолёты с ракетами и пушками. На то, что составы висят в воздухе, не касаясь колёсами рельс, не обратили внимания. Видимо, ждали вопросов о себе, но их ни о чём не спрашивали. Делали вид, что нас не очень интересует кто они, сколько их, какие возможности.

— Короче, ждём послезавтра примерно хана Батырбая в гости, — подытожил Набоков. — И очень хорошо, что ты приехал. Давай решим, как ты себя поведёшь? Представлять тебя, как главу государства или просто посидишь, послушаешь?

— Хм, — Ложкин задумался. — Как-то не очень порядочно выходит. Но степняки парни разумные. Они бы сами так поступили. Подумают ещё, что специально из-за них приехал. Решат, что мы слабые, хватаемся за всех, кого встретим. Так что я сейчас вроде твой помощник буду на это время. Мужиков наших предупреди только.

Ложкин с Набоковым совещались до часу ночи, обсуждая, как вести себя, что говорить. Степняки народ ушлый и наторелый. Почуют слабину или ещё какую тонкость, и уйдут. Пропадут в своих степях, поминай как звали. И останемся без союзников, с угрозой нападения. Вроде обо всём договорились президент с комендантом. Даже примерное меню составили для очень ожидаемых гостей. Им осталось только ждать визита.

Урлютюб

Вернувшийся начальник штаба доложил, что Батырбай готов встретиться. Рандеву — посёлок Урлютюб.

— А где врач? — Набоков вопросительно посмотрел на Меньшикова. — Там остался? Или оставили?

— Сам захотел, — начштаба вздохнул. — Там две роженицы на сносях. Проблемы у них какие-то.

— Это хорошо, пусть помогает, покажет, что мы много можем, — Руслан выпрямился и поджал губу. Помолчал. Повернулся к Ложкину: — Поедем в Урлютюб?

— А это где?

— Будем смотреть, где.

— Зимняя ставка Батырбая в Краснокутске, то есть на наших картах он так называется, они его именуют Актогай, — Меньшиков поводил пальцами по карте. — Вот где. А Урлютюб примерно на полпути от Омска до его базы.

— Разумен хан. Село это на Иртыше, нам туда от железной дороги добираться,