едва сдерживал панику.

— Нет! — коротко возразил Глеб и подал знак замолчать.

Он не двигался и пытался сконцентрироваться, чтобы «услышать» что-нибудь, что бы помогло прояснить ситуацию.

Вениамин замер и направил умоляющий взор на Глеба, надеясь, что сейчас всё прояснится и закончится. Глеб, то ли никак не мог сконцентрироваться, то ли улавливаемые им импульсы содержали что-то негативное, но выражение его лица становилось с каждой секундой мрачнее. Через мгновение без каких-либо комментариев он взвалил на себя Макара и скомандовал:

— Уходим.

— Как уходим? А остальные.

— Если попытаемся им помочь — погибнем.

Ответ развеял все сомнения, которые роем кружились в голове Вениамина. К счастью, наличие такого козыря, как чужое тело, давало прекрасную возможность оправдать себя в любой ситуации. Так и поступил бывший руководитель станции, ныне руководимый куда более развитым инопланетным интеллектом. Терзания совести, испускаемые его мозгом, затмились страхом, выработанным, как он сам себе надумал, несовершенным земным телом.

У амферы их уже ожидал страж, который зачем-то решил констатировать очевидный факт:

— Кажется, вашему товарищу нездоровится! Что, остальных не нашли?

— Заткнись! Делай своё дело! — резко ответил Глеб.

Страж никак не отреагировал, сохранив на лице наигранную ухмылку. Он открыл проход и любезным жестом предложил им воспользоваться. Глеб с Вениамином, держа на руках полуживого Макара, исчезли. В попытке вызволить несколько ценных земных тел они, возможно, стали свидетелем первой за последние тысячелетия смерти.

Глава 10. Невероятные экскурсии

Всё внимание землян было сфокусировано на новом открытии. Они прожили на новой планете уже несколько месяцев, но только сейчас обрели возможность узнать её по-настоящему. Больше всего восторженных возгласов исходило от Тибо и Фёдора. Они, словно два прозорливых мальчугана, принялись ловить жуков, тыкать травинками в огромных улиток, пародировать крики птиц и даже пытаться их покормить варёными каштанами. Остальные лишь скромно прогуливались, будто в галерее, разглядывая любую попавшуюся взору живность, которая будто нарочно приходила показать себя.

В целом животный мир Евы кардинально не отличался от земного. Возможно, даже классификация местной фауны была бы идентичной. Не было ни орлов с телом льва, ни многоглавых змей, ни кентавров. Примерно те же эмоции, можно было испытать, перелетев с одного континента Земли на другой. Вроде всё то же самое, по четыре лапы на морду, но лапы-то насколько разные! Да и морды, говоря откровенно, тоже.

Земляне тут же принялись выдумывать названия. Кому-то такие же, как земным аналогам: броненосцы, шмели, соловьи, даже если они имели некие различия. Тем, кто имел более существенные отличия, сочиняли новые, уникальные имена. Так появились: шелестокрылки — маленькие стайные птицы, названные так за звук, издаваемый при полёте; огнегривы — невероятно пронырливые зверьки, похожие то ли на кроликов, то ли на кошек, столь быстрые, что, кроме ярко-алой гривы, землянам ничего не удалось разглядеть; стукачи — что-то среднее между жуком и черепахой, получившие своё название за необычный способ общения между собой.

Ненадолго в этой увлекательной потехе утонули все проблемы. И задача спасения погибающих цивилизаций, и вопрос взаимной, но абсолютно невозможной любви, и даже идея делать из тростника самогон. Простым, можно даже сказать, детским развлечением реально, хоть и на время, сделать счастливым даже самого удручённого в мире человека. Наверно, поэтому люди так остервенело требуют внуков, едва почувствовав приближающуюся старость. Когда больше не получаешь удовольствия от привычных развлечений, а испытать на себе что-то новое не позволяет слабеющее здоровье, когда дети больше не нуждаются в поддержке, а ежедневная рутина стоит поперёк горла и сводит с ума, самое время вновь стать ребёнком.

И всё же стареющий, но не окончательно состарившийся разум Тараса Петровича вскоре вернулся в режим серьёзной озадаченности. Он вдруг резко осознал, что лицезреть жучков и птичек было бы куда приятней, если бы ему не нужно было решить целый ряд серьёзнейших задач. Отыскав глазами Ивраоскаря, старик с нарастающей тревогой спросил:

— Так, а что теперь с нашим делом? Насчёт возможности жить здесь землянам взамен на тела?

— А почему ты спрашиваешь об этом меня? — всерьёз заявил лингвист, тут же продолжив участие в придумывании названий. Тут он был хорош, и всякий раз, когда у Тибо и Фёдора заканчивалась фантазия, у него всегда находилось несколько вариантов на выбор: — Вам что-нибудь из старо-урвейского? Или, может, на иднихе? А как вам…

— Ты серьёзно? — прервал его Тарас Петрович.

— Абсолютно. Великий Правитель отправил меня вместе с вами для подстраховки. Если вам будет грозить опасность, я вынужден буду вмешаться. В остальном же это ваша задача.

И хотя слова лингвиста были вполне обоснованными, старик, надеявшийся на некое наставничество, был обескуражен. После коротких размышлений Петрович заметил, что Фёдор абсолютно не разделяет его переживаний и продолжает развлекаться.

— Эй! Орнитолог недоделанный! Ты продолжишь дурью маяться, или всё-таки поможешь мне?

Фёдор опомнился и, явно расстроившись, перевёл своё внимание на старика:

— Конечно, Петрович! Какие вопросы-то? Помогу! Что нужно делать?

Тарас Петрович долго сверлил его недовольным сердитым взглядом, сам не зная, что ответить. Впервые за долгое время он абсолютно не понимал, что делать. Если раньше, все, даже, на первый взгляд, абсурдные, идеи приходили ему в голову сами собой, спонтанно, то сейчас ему требовалась помощь. Отчаявшись, Тарас Петрович махнул рукой и стремительно зашагал в сторону леса.

Пройдя несколько километров, старик вышел на залитую светом прогалину и рухнул в траву. Уставившись в небо, он отпустил свой ум, и мысли в его голове закружились в лихой кадрили. Оставив попытки уследить за собственным мышлением, Тарас Петрович погрузился в легкую дремоту.

— Ты тоже мне не веришь? — прозвучало в голове Петровича.

Несколько мгновений он продолжил лежать, не «услышав» вопроса среди роя пляшущих мыслей.

— Ты мне не веришь? — пробивалось сквозь эхо бесполезных дум.

Старик открыл глаза. Анна лежала рядом, разглядывая небесный узор облаков. Тарас Петрович мельком взглянул на неё. «Понять Михея можно. Хороша», — подумал он и тут же осёкся, поняв, что она всё «слышит». Отвернувшись, он с наигранным безразличием стал отвечать на вопрос:

— А ты бы верила? Только представь! Ты на чужой планете, ничего не знаешь, не понимаешь, отстаёшь в развитии, от тебя скрывают множество фактов. А потом спрашивают: «Ты мне веришь?» Что бы ты ответила?

— Верю.

— Почему?

— Лучше верить и в итоге разочароваться, чем сомневаться в том, кто был тебе предан.

— Ну, не знаю.

— То есть ты сомневаешься?

— А разве ты нам предана?

Анна замолчала. А старик вдруг понял, что сказал, и застыдился собственных слов.

— Прости, — пробубнил он. — Трудно верить в