Шрифт:
Закладка:
По руке проходит неприятная отдача. Меч не наносит урон броне, однако ударная сила от самого удара проникает внутрь защиты.
Я быстро прорабатываю в голове варианты. Выбираю наиболее рискованный.
Гиневард пытается меня тем временем достать вторым клинком. Я ухожу в сторону, не отпуская первый клинок, несмотря на нарастающую боль, которую приходится подавлять. Противник открывается.
Я поднимаю его руку вверх, освобождая пространство для удара. Гин не успевает попасть по мне клинком, однако догадывается использовать ноги.
Действуя слишком быстро, чтобы я сумел среагировать, Рязанский бьёт мне по локтю, этим отводя готовый удар в сторону от себя в очередной раз. Я не отстаю и в отместку делаю широкий замах клинком, рассекая лишь воздух, где мгновением раньше был мой противник.
Рязанский успевает отпрыгнуть и вновь создать меч. Я делаю то же самое. В этот раз парень не торопится, будто что-то обдумывая. Затем он слегка кивает мне, будто пришёл к какому-то выводу и снова бросается в мою сторону.
Неожиданно Гиневард меняет темп с быстрого на медленный. Спокойные и плавные движения, как текущая вода в горном ручье. Сначала кажется, что он дразнит, провоцирует на быстрый удар, загоняя в ловушку.
Однако с каждой новой атакой всё больше ощущается, что наша дуэль перерастает в боевой танец на клинках. Мне словно бросают новый вызов и я на него безмолвно соглашаясь.
И ведь всё это происходит с учётом того, что нам приходится прикладывать очень много усилий, чтобы двигаться так, и всё равно время от времени, но видна заторможенность движений и то, что не всё удаётся провернуть как хотелось бы. Я уже и сам весь взмок в этой броне, в попытке выдать большую скорость.
Мы двигаемся практически в одном темпе. Удар за ударом, наши мечи встречаются и отталкиваются друг от друга. С каждым новым ударом скорость понемногу возрастает.
Я всё больше погружаюсь в битву, теряя связь со временем и происходящим вокруг. Вокруг моего поля зрения не остаётся ничего, кроме противника, которого я хочу одолеть. Я не вижу его эмоций, не знаю, что он сейчас применит, и оттого растёт адреналин, словно это не тренировка, а битва, из которой живым уйдёт только один.
Я не чувствую усталости, не чувствую боли, но с каждым мгновением нарастает чувство опасности. Выпады Гиневарда превращаются в бесконечный поток. Он не открывается, не даёт контратаковать, без остановки теснит меня. Он пытается закончить быстро, положив всё на эту атаку.
Тогда и я выложусь на полную.
Вместо того, чтобы принимать удары на меч, я развеиваю его и каждый удар отбиваю ладонями, отмечая, что броня пока выдерживает подобное издевательство над собой. Парирования даются гораздо сложнее, чем вначале, но выбора нет. Финал приближается, что видно по показателям.
На мгновение этот поток атак прекращается и Гиневард останавливается, перехватив меч другим хватом, будто собирается совершить решающую атаку. Судя по всему, к этому моменту и его источник питания почти на нуле, так что, скорее всего, так и есть.
Я несусь вперёд, не заставляя себя ждать. Гиневард атакует выпадом меча вперёд и неожиданно рассеивает меч, уходя перекатом в сторону.
Я не теряюсь и разворачиваюсь в его сторону, после чего без промедления бью его по корпусу кулаком. В этот момент мне кажется, что мы встречаемся с противником взглядами. Я слышу тихое хмыканье, и наши кулаки сталкиваются друг с другом. Даже не представляю, как он так извернулся, чтобы суметь подобное провернуть.
— Сойдёмся на ничьей, — сказал Гиневард и, по сути, ознаменовал окончание тренировочного боя. — Хороший бой.
— Согласен, — вздохнул я, по привычке пытаясь вытереть пот со лба. Увы, шлем не даёт этого сделать. Со стороны выглядит глупо, но уже ничего не поделаешь. — Правда, ничьей это назвать тяжело. Ты всё равно сдерживался.
Осознание этого пришло уже после завершения боя. Нет, я заставил Гиневарда сильно выложиться, но свой максимум он всё равно не показал. Я понял это по тому, как вместо меча он решил использовать кулак. Правда, зачем?
— Ох, Евгений-Евгений… — протянул он, подходя к «крану» и с помощью этого сложного механизма снимая с себя броню. Затем он поднял руки вверх, будто их разминал, и только затем добавил: — Я не сдерживался. На удивление, против того, кто не называет себя мечником, это было бы непозволительной роскошью, это был открытый намёк на меня и мои возможности. — Ты же во время тренировочного спарринга не стал бы без большой нужды раскрывать один из своих козырей?
— И то правда, — наконец-то, я тоже снял с себя броню, пришлось повозиться с тем, чтобы правильно встать в нужную позицию, но всё же у меня получилось, и едва не издал вздох облегчения. Сразу стало легче и ветерок приятно обдувал кожу. — Только в отличие от тебя, мне в бою было больше нечего показать. Скрывать подобное не вижу смысла. Поэтому ничья весьма натянутая, — я решил быть до конца объективен с собой и с Рязанским.
Не хотелось лгать ни ему, ни самому себе в этом вопросе. Тем более, я сразу заявил, что в фехтовании, присущем аристократам, я не силён. Меня учили убивать и защищаться мечом, а не делать это красиво и по всем правилам.
— Только вот фехтование — это моя основная стезя, пусть и совсем другим оружием, — возразил Гиневард. — А у тебя, мой друг, тоже есть свои козыри, уж это я чувствую. Поэтому это и интересно — попытаться раскрыть тебя.
— Смелое заявление, — хмыкнул я на это, не став ничего добавлять к своим словам.
— Уж какое есть, — развёл руками старшекурсник. — Зато я убедился, что мне не показалось. У тебя навыки мечника где-то на средне-профессиональном уровне. Видно, что ты им тренировался, но явно не всю жизнь с клинком ходил. Но вот откуда у тебя такая наработанная реакция, мне страшно представить. Такой талант пропадает…
— Не лежит у меня душа к подобному стилю боя, — пожал я плечами, в принципе, даже не соврав при этом. — Я тренируюсь фехтованию, чтобы быть готовым к любой ситуации и затем, что магу тоже нужно уметь вовремя реагировать на атаку. Искусство меча в этом отлично помогает.
В помещении вроде бы было не так чтобы прохладно, но после изматывающего боя, мышцы приятно
