Лондонское утро лениво и небрежно стряхивало с себя прилипшие с ночи сгустки тумана. Когда же оно окончательно от них избавилось, нестерпимо яркий луч неожиданно брызнул через узкую щель между половинками наспех задернутых оконных штор. Александр Каннингем проснулся, вздохнул и, выбравшись из постели, подошел к окну. Как только он решительным движением руки раздвинул плотные шторы, тут же напористое солнце затопило всю комнату. С улицы до него отчетливо донеслись крики разносчиков газет. Для февральского утра 1887 года погода стояла на редкость ясная. Это был день замечательный и особенный для 73-летнего шотландца Александра Каннингема. Через несколько часов он, бывший чиновник колониальной администрации в Индии, находящийся на пенсии, известный и удачливый археолог, будет награжден королевой Викторией престижным орденом Индийской империи степени рыцарь-командор и возведен в рыцарское достоинство[103]. Почему появился такой орден понятно. Королева Виктория стала с 1 мая 1876 года императрицей Индии, а в январе 1877-го ее статус подтвердил Делийский дарбар — полномочное собрание махараджей, набобов и представителей индийской интеллектуальной элиты.

Не только в монаршьем признании личных заслуг Александра Каннингема перед короной был главный смысл ожидаемого события. За этим крылось значительно большее, нежели лишь дарование приставки сэр к его имени. И, конечно же, несоизмеримо большее, чем удовлетворение его чувства тщеславия, и даже большее, чем бодрящая радость от высочайшего поощрения его археологических успехов. Посвящение Каннингема в рыцарское достоинство было наградой за поразительные открытия древнейших, давно забытых индийских городов и буддийских святынь. Подвижническими усилиями его самого и его сотрудников был раскопан и воочию предстал перед людьми мир эпохи Гаутамы Будды, поразительный в своей материальной мощи и духовном величии.

В результате многолетних и кропотливых археологических изысканий (они не прерываются по сегодняшний день) восстанавливался один из переломных периодов в истории Древней Индии, ознаменованный грандиозными переменами в этой стране и приобщением ее народов к мировой цивилизации, которую представлял при жизни Гаутамы Будды мир эллинистической культуры.

Александр Каннингем описал храм в Бодхгайе (месте, где Гаутама Будда достиг Просветления) и приступил к его реставрации, раскопал ступу (буддийское культовое сооружение) в Сарнатхе, где Первоучитель выступил с первой проповедью, а также остатки ступы и храма в Кушинагаре, городе, где был кремирован Будда. Место погребального костра позднее уточнил помощник Александра Каннингема — Арчибальд Картайл. Позднее там же была выкопана монолитная статуя Будды из красного песчаника длиной более пяти метров.

Археологические находки подтвердили основные вехи жизни Гаутамы Будды, обозначенные в старых буддийских текстах, послужили вескими доказательствами его исторического бытия. К этим открытиям добавим обнаруженные Александром Каннингемом следы Таксилы, или Такшашилы (санскр. — скала Такши), столицы древнего народа, известного как гандхары. В этом городе существовал университет, в котором преподавали греческий язык и философию. Царь гандхаров, по имени Поккусати, согласно буддийским преданиям, был другом царя Магадхи Бимбисары, почитателя Первоучителя. Поккусати по настоянию Бимбисары познакомился с Гаутамой Буддой и его учением, вошел в его общину. В той же общине находился Дживака, придворный врач Бимбисары, а затем — Гаутамы Будды, получивший образование в университете в Такшашиле[104]. Новая система ценностей, в которой человек становился мерой всех вещей, заставляла отходить от прежних верований.

Александр Каннингем и несколько его друзей, в основном чиновники британской администрации в Индии, одними из первых разглядели в Гаутаме Будде выдающуюся историческую фигуру. Они подтвердили своими археологическими открытиями, что он на самом деле существовал и внешне ничем не выделялся среди других людей. Был таким же, как все они, — из плоти и крови. Вместе с тем в историю человечества Гаутама Будда вошел как явление космического масштаба. Каннингем и его друзья смогли понять истоки этого явления, обратив внимание на фундаментальное отличие Будды от тех божеств, которым поклонялись индийцы — он и его наставления не имели ничего общего с культом Вишну, Шивы, Шакти.

В его учении не было даже намека на призывы к насилию как основному средству решения каких-либо проблем. В мире идей Гаутамы Будды мысль о мести попросту отсутствовала. По чувству человеколюбия он был сравним с Иисусом Христом.

Вот почему дарование рыцарства Александру Каннингему воспринималось не только как признание научных заслуг основоположника индийской археологии, но и как поддержка его интереса к буддизму и его создателю. Наконец-то властью был услышан деликатный призыв Александра Каннингема и его соратников о необходимости возрождения в Индии буддизма, в свое время занимавшего в ней господствующее положение, а затем практически полностью исчезнувшего.

Рыцарство оказалось даже более важным не лично для британского офицера и археолога. Оно предугадывало дальнейшую судьбу этого древнейшего учения в западном мире. В каком-то смысле подобная почесть воздавалась непосредственно Гаутаме Будде. Ведь сам акт посвящения в рыцари был осуществлен августейшей особой, стоящей во главе богатейшей и могущественной державы. У образованной британской публики появилась новая тема для обстоятельных разговоров и глубоких суждений на тему открытий Александра Каннингема и его последователей, а также в связи с появившимися переводами на английский и другие европейские языки священных буддийских текстов. Индийский буддизм предстал в ее глазах верой, достойной уважения и внимания. По чувству милосердия и стремлению вести нравственную жизнь он воспринимался близким христианству. К тому же его установка на спасение личной верой была созвучна протестантскому учению.

Перевернем страницы истории еще на несколько десятков лет назад и заглянем в Англию и Индию 30–60-х годов XIX века. В то время Британская империя была самой крупной в мире и контролировала четвертую часть мировой суши — свыше 34 миллионов квадратных километров на всех обитаемых материках и еще огромные водные пространства. Появилась она не в одночасье. Процесс планомерного захвата британцами одной чужой территории за другой занял 400 лет.

Отличалась Британская империя от большинства других империй, существовавших тогда же, одной национальной особенностью. Как замечает культуролог Светлана Владимировна Лурье, в период долгого ее формирования в ней «тесно закрепляется связь протестантской веры с Англией как с суверенным политическим союзом и как с империей». К тому же «все более укореняется мысль о богоизбранности английского народа», что отразилось в бесконечных дискуссиях о необходимости обращения язычников в протестантизм[105].

Страна, народ, сообщество, империя, нация — все эти понятия для англичанина были взаимозависимы. Так, понятие «нация» тесно связывалось с понятием «империя», а также с понятием «представительское управление», то есть управление исключительно англичанами, составляющими элиту империи. Другими словами, «национальность делала каждого англичанина дворянином, а голубая кровь не была больше связана с достижением высокого статуса в обществе»[106]. Более того, некоторые из понятий, такие, например, как страна, народ и нация, оказались синонимичными друг другу. Недаром,