совершенно сухие — он утверждал, что на симуляторе серфинга никто не мокнет.

Марлоу позволила мужу отвести себя на кухню, где Жаклин бросала веточки мяты и кружочки огурца в кувшин с водой.

— А вот и знойная мамочка! — пропела она.

Флосс сидела в дальнем конце комнаты на складном стуле. Увидев Марлоу, она встала и направилась к ней. Одно веко было намазано бронзовыми тенями, другое, еще не накрашенное, выглядело беззащитно.

— Где ты была? — требовательно спросила Флосс. — На твою прическу уйдет как минимум час, а гости уже собрались.

Гримерша застыла с кисточкой в руках. Она была единственным живым человеком, которого наняли на сегодняшнее событие: никому не нравилось, когда роботы касаются лица.

— Мне продолжить, миссис Клипп? — спросила она. — Или заняться будущей матерью?

Марлоу выпрямила спину.

— Мне нужно побеседовать с мамой, — произнесла она, стараясь придать тону твердость. Следующую фразу она позаимствовала у Флосс: — Оставьте нас, милочка.

На лице Флосс мгновенно отразилась целая гамма чувств. Это была подлинная мимическая симфония, все скрипки грянули разом, словно у нервной системы сработала сигнализация. Флосс, как сумасшедшая, взбила волосы у корней, сжала губы в плотный бутон, безымянными пальцами прикоснулась к нижним векам. Марлоу знала, что эти ужимки — не простое фиглярство. Однажды мать учила ее такому трюку: «Когда кто-то предъявляет тебе претензии, не отвечай сразу. Выдержи паузу, чтобы успели подключиться как можно больше подписчиков». Сейчас она шумно вдыхала и выдыхала, нагоняя на глаза слезы.

— Не смей плакать, — прикрикнула на нее Марлоу. У нее было большое желание хорошенько встряхнуть Флосс, ударить головой о стекло — о, как поражали Марлоу собственные мысли теперь, когда «Истерил» не сдерживал ее порывов, — и ей пришлось на мгновение закрыть глаза, чтобы выбросить этот образ из головы. — Это я должна плакать, — снова открыв глаза, сказала она. — Я.

Флосс пропустила эти слова мимо ушей и издала длинное высокое рыдание.

— Почему тебя так и тянет испортить этот праздник? — спросила она. — Я потратила столько сил на подготовку.

— Ты лгала мне всю жизнь, — прошипела Марлоу. — Мне плевать на твой праздник. У меня, оказывается, другой отец. Кто это? И знал ли об этом папа?

Флосс с трясущейся нижней губой взирала на нее.

— Я все делала только ради тебя, — произнесла она наконец. — И Астон тоже. Это и называется быть родителем.

Марлоу даже стиснула кулаки, услышав эту реплику, такую правильную, такую гладкую и так не согласующуюся с материнской взбалмошностью. Фраза, видимо, была припасена много лет назад и ждала подходящего случая. Эта заготовленная скороговорка навела Марлоу на ужасную мысль, казавшуюся дикой, но вполне очевидную: события не переставали убеждать ее, что реальность, какой она ее раньше видела, вовсе не реальна.

Сегодня она уже один раз нарушила условия контракта. Так почему окончательно не разрушить чары?

— Они выбрали для съемок другого отца? — прошептала она матери. — Неужели они способны на такую подлость?

Флосс ахнула. Она схватила дочь за локоть, потащила по коридору в свою ванную комнату и захлопнула дверь.

— Как ты смеешь? — злым шепотом произнесла она. — Как ты смеешь говорить так о сети, да еще при включенных камерах? Как тебе не стыдно? После всего, что они для нас сделали, после того, как дали нам такую жизнь… — Она замолчала, чтобы перевести дух. Грудь ее тяжело вздымалась под слишком тесным платьем — лайкра беспощадно врезалась в мягкие складки тела. Марлоу впервые заметила на матери ожерелье со вставленными бриллиантовыми буквами «БАБУЛЯ».

Заметила она и другое: душевая кабина была забита вазами с сотнями роз самых разнообразных оттенков розового, от кораллового, как внутренняя поверхность морских раковин, до цвета жгучей помады, которой Флосс пользуется летом. Они сохли и вяли здесь, потому что Флосс не терпелось сделать заказ флористу на праздник оплодотворения и не хотелось ждать, пока Марлоу и Эллис выберут пол. Она заранее заказала и голубые, и розовые цветы, а потом удалила с глаз долой ненужные.

Как ни странно, именно об этом думала Марлоу — обо всех этих цветах, срезанных и умирающих за стеклом абсолютно за просто так, — когда она сказала:

— Вот видишь, мама, потому мы и не хотим, чтобы у ребенка были какие-то твои гены.

Флосс молча подошла к раковине. Она покопалась в коробке с бесчисленной рекламной продукцией, нашла тени для век и стала заканчивать макияж. Осторожно приблизившись к ней, Марлоу заметила, что в глазах у матери собрались настоящие слезы, угрожавшие пролиться. И вдруг они пропали. Исчезли сами собой.

Флосс захлопнула палетку с тенями.

— Пора. — Она протиснулась мимо дочери к двери и вышла в коридор. Через мгновение Марлоу услышала, как стеклянные двери, ведущие на задний двор, со щелчком открылись и с хлопком закрылись.

Когда Флосс с дочерью стали ругаться, Жаклин тактично удалилась, но теперь Марлоу почувствовала, как ей на спину положили руку. Она подняла глаза и увидела в зеркале позади себя подругу, которая держала расстегнутое до колена желтое платье. Марлоу ступила в него, и Жаклин застегнула молнию.

Через минуту Жаклин повела ее по коридору, и Марлоу поняла, что вечеринка в честь оплодотворения началась. Сразу за стеклянными дверьми, у нижней ступени террасной лестницы, по которой она должна была спуститься, расположился струнный квартет и уже вовсю пилил смычками скрипки. Она услышала музыку.

Жаклин подвела Марлоу к дверям и осторожным круговым движением погладила по спине. Потом она тоже исчезла.

Марлоу осмотрела мизансцену через стекло. Вот оно; она должна быть там. Музыка прервалась и снова заиграла — по традиции перед появлением будущей матери всегда исполняли Брамса. Жаклин заняла свое место впереди сбоку, ее дети окружили шлейф платья, напоминая собравшимся, по какому поводу торжество. Эллис стоял перед толпой, ожидая Марлоу под аркой, украшенной цветками колокольчиков. Он улыбался гостям, отпуская шутки, которые, похоже, никто не понимал. Бриджит изогнулась на стуле в переднем ряду, отмечая про себя, кто смеется над остротами ее великолепного сына, а кто нет. Флосс сидела через проход от Бриджит, глядя перед собой, все намеки на выражение ее лица скрывались за высокой прической.

Если подумать, рассудила Марлоу, дело не только в матери. Она бы не хотела, чтобы ребенок был похож хоть на кого-то из присутствующих.

За спиной Марлоу остался лишь один робот, который раскладывал в кухне бумажные салфетки. Она повернулась, подошла к нему, посмотрела прямо в кристальные глаза и сказала:

— Отойди.

Робот вежливо отступил в сторону, и Марлоу потянулась к спортивной сумке, которую заранее спрятала в углу кухни. Сеть одобрила их с Эллисом путешествие после оплодотворения при условии, что они уедут не дальше чем за мексиканскую