— Что? Серьезно? — Шестаков внимательно вгляделся в памятник.

Через пару секунд он озабоченно процедил:

— Николаевна, ты права! Но как? Почему?

— А король-то голый! Точнее, король-то босый!

— Ага — он в тапочках! В пляжных сланцах! — загалдели мальчишки.

— Без стремени и седла! И вообще на Петра не похож! — резонно ответила Даша.

— А кто это тогда? — тихо, озираясь, спросил Володя.

— Об этом не сейчас, нет времени. Кстати, о времени — сколько сейчас?

— Сейчас семнадцать двадцать два!

— Отлично, скоро! Ты знаешь, меня очень удивило, зачем же перерисовали фон на картине Венецианова — было светло-зеленое утро, а стали ранние сумерки. Так вот, мы сейчас эти сумерки и дождемся, чтобы проверить мою теорию, — улыбнулась Даша.

— Как возле дуба? — наконец-то осенило Шестакова.

— Да, предлагаю дождаться сумерек и получить такой же цвет неба над Гром-камнем, как у Венецианова, — согласно кивнула Даша.

Ждать пришлось недолго, и уже через полчаса закатное петербургское небо окрасилось необходимыми оттенками.

Дарья достала карту Михайловского замка, подставила ее под тень Гром-камня, основания Медного всадника, и даже ничуть не удивилась, когда на плане появились изображения тайных проходов.

Она старательно зарисовала тонкие линии.

— Володя, мы на правильном пути. Этот проход — продолжение карты от Лукоморья! — воскликнула она.

1715 г. Санкт-Петербург, столица империи

Петр не мог поверить своим глазам.

С каждым днем, с каждым часом бурные воды Невы отходили все дальше и дальше, и вот уже величественный непревзойденный Запретный город поражал своими античными дворцами, статуями, колоннами, арками и портиками, гранитными набережными и мостовыми, изящными соборами и замками.

Кто бы мог подумать, какое чудо таится под толщами воды.

Бородатые дикари-москвитяне только очищали, выкачивали воду и отмывали величественные строения. Да и где там этим варварам в лаптях построить такие дворцы, перед красотой которых даже европейские замки казались ничтожными и нелепыми.

Что удалось этим дикарям — так только построить парочку деревянных хибар на берегу и разве что голландский домик Петру.

Император имел тягу ко всему немецкому и голландскому, да и занимать античные дворцы он опасался, а может, через пару дней снова все уйдет ко дну?

Хотя члены ордена Приората Сиона заверили его, что Запретный город всплыл из пучины морской навсегда, что Петр тут полновластный хозяин и волен делать с городом все, что ни пожелает!

При мыслях о таком подарке небес Петр довольно улыбнулся в свои кошачьи усики.

А работа вокруг кипела, но даже сотни тысяч сосланных сюда крестьян не могли воплотить всех грандиозных замыслов реформатора.

Без еды, в холодных и топких болотах народ умирал тысячами, сотнями тысяч, но царя это не смущало — взамен погибших присылали новых. Все-таки богата и обильна Русская земля, но так даже лучше — меньше свидетелей раскапывания Запретного города остается в живых.

В этом плане его очень нервировал Александр Меньшиков. Светлейший князь давно с подозрением косился на монарха, Петр прекрасно видел, как Александр Данилович недолюбливает его и как всякий раз кривилось его лицо, когда Петр совершал ошибки в произношении или правописании этого треклятого русского языка.

Но это неважно! Все равно уже весь двор изъяснялся исключительно на немецком и французском, русский язык стал говором разве что диких крестьян и еще более отсталых помещиков.

В страну потянулись авантюристы и проходимцы из всех стран и наречий, любой иностранец ценился больше местного Ивана, и то, что царь бормочет только на немецком, а иногда вспоминал свое немецкое детство и юность, волновало только разве что Меньшикова.

Он часто раздражался по этому поводу и просил Петра быть осторожнее, но царь в винном подпитии, в котором он находился все чаще и чаще, чуть ли не с кулаками набрасывался на «верного» сподвижника.

Но сегодня к Меньшикову он был благосклонен, ведь тот принес долгожданную весть.

Сегодня был откопан грандиозный античный храм. Тот самый храм Юпитера с двумя рядами высоченных колонн, с величественным куполом, с изысканной отделкой, но не это главное — в центре был установлен алтарь, на котором многие сотни лет покоилось уникальное сокровище.

Как не хотелось Петру оставить все себе, но он прекрасно понимал, что шутить с орденом нельзя. Рыцари «Приората Сиона» накажут любого, кто посмеет даже помыслить обмануть их.

Это сокровище в обмен на целый Запретный город, который стал столицей обширной империи!

Петр считал, что судьба более чем благосклонна к нему.

Санкт-Петербург. Наши дни

— Что опять, Николаевна, кладоискательством займемся? — вовсю потешался над ней Шестаков, когда они подошли к Михайловскому замку. — Мне в последнее время кажется, что я сюда и в твою Ротонду каждый день прихожу, — захихикал оперативник.

— Почти каждый, — согласилась Даша. — Вчера мы, если помнишь, культурно-массовое мероприятие — концерт посещали. Сегодня — музей.

— Ты меня, Николаевна, балуешь. То концерт, то музей, то кафе — совсем разбаловала, — шутил Шестаков.

— Только сегодня в сам музей мы заходить не будем. Мне очень нужна сегодня твоя помощь, Володенька, я тут одна не справлюсь, — в молитвенном жесте сложила она руки.

— Ну, ладно-ладно, Николаевна. Что делать надо?

Они стояли на широком мосту перед Михайловским, и следователь Безбрежная указала на что-то слева.

— Чего? Куда? — не понял Владимир.

— Поручик Киж!

— Что? Кто?

Даша рассмеялась от его непонятливости:

— Там внизу, в нише, бронзовый солдатик стоит, это, по легенде, поручик Киж. Много про него рассказывать не буду. Если хочешь узнать, Клара Захаровна с легкость тебе поможет. Но сейчас не об этом речь. — Даша улыбалась.

— И что ты хочешь от меня и от поручика?

— Я хочу, чтобы ты достал поручика!

— Как это достал?

— Если честно, я не знаю. Мне нужно, чтобы ты туда полез и проверил нашего солдатика!

— Проверил на предмет чего? И как я туда полезу? — Владимир с сомнением посмотрел на гладкую стену. — Я что, похож на человека-паука?

— А я тут немного подготовилась. — Даша вытащила из рюкзака альпинистское оборудование — крюки, специальные «кошки» и длинную веревку.

Она с улыбкой пожала плечами.

— Володя, надо! Я сама никогда до солдатика не доберусь!

— Дашка, ты чего творишь? Это даже с твоим расследованием не связано!

— Связано, еще как связано! Я это чувствую!

— Твое «чувствую» к делу не пришьешь!

— Ну, Володь, ну — пожалуйста! — Даша сделала умильные глазки. — Тебе же самому интересно, я знаю! Тем более сейчас уже вечер, темно, никто тебя не увидит, не заметит.

— Хорошо. С тебя, Николаевна, половина сокровищ! Слышишь, половина! И я сейчас не шучу! — Шестаков