Шрифт:
Закладка:
Размышляя и сравнивая Калининградскую область и Беларусь, Аня невольно перенеслась мыслями в свой первый школьный год.
Уроки жизни
Когда мне исполнилось семь лет, мы снова переехали. Папу, словно камень в воду, бросали с места на место, не спрашивая о его предпочтениях. Новая пограничная застава находилась в нескольких часах езды от старой, однако жизнь научила нас не оглядываться назад, и мы больше не посещали ни прежних друзей, ни знакомые и милые сердцу места. Переезжать с места на место было нелегко: приходилось привыкать к своему жилью, заводить друзей, а потом одним днем терять все это. Каждый раз нужно было начинать все заново – обустраивать выделенное нам жилье, знакомиться с соседями. Мама искала себе работу на новом месте, не зная, сколько времени мы тут пробудем, записывала брата в ближайший детский сад, меня – в долгожданный первый класс.
У нас не было никакой определенности и уверенности в завтрашнем дне, в этом и есть суть кочевой жизни пограничника – ехать туда, куда отправят, чтобы охранять границы нашей необъятной родины. Вещей у нас было немного, только самое необходимое, и наиболее ценным предметом было мамино пианино, купленное ей родителями еще в детстве.
Папа говорил, что новая застава нам понравится. Но там уже было все по-другому – чужие дети бегали по двору, рядом не было леса. Застава раскинулась на окраине деревни. Вдоль забора можно было пройти по тропинке, за которой резкий склон убегал вниз, к ручью и зарослям кустарника.
В низине виднелось озеро и бескрайние поля, густо засеянные какими-то сельскохозяйственными культурами. Вдали вырисовывался шпиль католического собора – это виднелась Польша.
Помню, как мама и наши соседки хотели попасть в Польшу. Но у нас не было ни визы, ни разрешения. Семьи военных все-таки. А те из маминых знакомых, кому посчастливилось выбраться за границу, с гордостью рассказывали о неведомой стране, где все очень красиво и чисто, где богатые аккуратные домики с красными черепичными крышами, импортные товары в изобилии – такие, каких мы никогда в глаза не видели. И я тоже мечтала о Польше – такой далекой и такой близкой.
Мы заселились в однокомнатную квартиру компактного двухэтажного дома, рассчитанного на четыре семьи. Снова пришлось тесниться, громоздить мебель вплотную друг к дружке по всему периметру комнаты, чтобы уместить всю нашу жизнь в шестнадцать квадратных метров. Брат тут же приглядел себе балкон, с которого открывался вид на яблони и огороды, а если посмотреть правее, то взгляд упирался в еловую аллею, ведущую к запасным подъездным воротам, которые давно не использовались. Спустя несколько недель мы с новыми друзьями играли на этой тенистой и оттого угрюмой дорожке, где ели раскинули свои огромные мохнатые лапы. Мы представляли, что ели – дружелюбные великаны, и смело карабкались по их колючим ветвям-рукам, а соседские ребята показывали нам территорию, и мы исследовали новые окопы, сеновалы, спортплощадку.
На этой заставе я стала чаще видеть папу и узнала гораздо больше о его работе, о том, как он проводит время.
Иногда папа с солдатами уезжал в ночной дозор – граница между Беларусью и Польшей была огорожена высоким забором с козырьком наверху, с натянутыми нитями колючей проволоки, а несколько метров от ограждения были засыпаны песком, который солдаты ежедневно разравнивали граблями, а потом каждый вечер объезжали территорию и проверяли, не появились ли следы на песке. Бывало, что животные пробегали мимо или даже задевали забор, тогда срабатывала сигнализация – и вызов поступал в военную часть.
Я любила наблюдать, как солдаты с автоматами друг за другом выбегали из здания и прыгали в машину, как слаженно и четко они действовали, как торопились (они ведь не знали, что это всего лишь косуля). Иногда можно было напроситься к какому-нибудь знакомому солдату на коленки и помчаться с ними на сработку сигнализации. А как-то папа рассказывал, что они задержали нарушителя, который пытался незаконно пересечь границу и сбежать.
На выезды с солдатами всегда ездили немецкие овчарки – это были очень умные собаки, специально обученные ловить нарушителя. Я своими глазами видела, как их тренируют, и никому бы не пожелала становиться для них врагом. Для тренировки собак солдаты надевали специальный костюм, состоящий из огромных толстенных штанов и бушлата, а также шапки и рукавиц. Солдат дразнил собаку, и она остервенело набрасывалась на него, рвала в клочья рукава, валила на землю. В этот момент нельзя было попадаться собаке на глаза: ослепленная яростью, она могла наброситься. А в обычные дни мы ходили гулять с этими овчарками, обнимали их и играли вместе.
Папа все свободное время проводил в военной части. Мы с братом ходили к нему в кабинет, когда очень хотели его увидеть. Как только мы открывали дверь, сразу же попадали в окутывавшие комнату клубы дыма – папа и его товарищи курили вонючие сигареты «Беломорканал» и имели дурацкую привычку класть зажженную сигарету в круглую пепельницу, которая на самом деле была банкой из-под шпрот или кильки в томате. Сигарета тлела и дымилась, дым щипал глаза и стремительно пропитывал волосы, одежду и даже кожу так, что, выйдя на улицу, я продолжала нести на себе табачную вонь. Каждый раз, когда мы просили папу не курить, он отмахивался и продолжал «смолить» – так он сам называл это занятие.
Мне не нравилось, что папа курил и редко бывал дома. Но я очень любила все его затеи – он придумывал что-то необычное, чем потом можно было похвастаться перед сверстниками.
Помню, как папа учил меня стрелять из автомата. Он просто пришел домой и сказал: «Аня, одевайся, мы пойдем стрелять». Мы долго шли пешком по гравийной дороге, с двух сторон окруженной полем. Эта дорога вела в Польшу – я узнала ее, потому что по ней мы иногда ездили к границе проверять, не появились ли следы на песке вдоль забора. У нас была немецкая овчарка по кличке Ральф – папа взял щенка для работы, его тренировали вместе с остальными собаками. Ральф был очень умным и всегда ходил с нами. В этот раз он тоже увязался следом, поэтому мы поднимали с земли палки и забрасывали их собаке, которая тут же приносила их к ногам. Папа
