Шрифт:
Закладка:
Серега вдруг сбросил маску легкомысленного придурка и пояснил.
- Краски реагируют с силой, это верно, вот только чтобы управлять ими осознанно нужны годы тренировок.
- А если нет?
- Если нет? Тогда они возьмут не ту картину, которую транслирует художник, - Серега ткнул пальцем в свой лоб. – А то, что имеет наиболее яркий эмоциональный окрас. У княжны, на ее беду, это было недавнее свидание с неким молодым человеком, которого она и запечатлела в весьма одиозной позе. Хрестоматийный случай, можно сказать. Так что…
Улыбка его сделалась донельзя коварною.
- Могу посоветовать или заменить краски, или…
Или.
Вот тебе и «или».
И как это понимать? Почему Маверик не предупредил? Не знал? О таком вот скандале, который наверняка в городе не один день мусолили, а то и не один месяц. Нет, знал наверняка. Как и о подвохе с эмоциональной составляющей.
Промолчал.
Почему?
Не успел сказать? Не счел важным? Или решил проверить, что же такого, эмоционально-значимого у меня в голове? Я посмотрела на холст.
На сцену, где Маверик что-то отдавал новым конкурсанткам. И оскалилась. Значимое, стало быть… будет вам… эмоционально значимое.
Эмоциональней некуда.
Ровно в одиннадцать заиграла веселенькая музыка, настраивая собравшихся невест на боевой лад, и на сцене появился княжич.
Бодрый.
И почему это меня бесит?
Нет бы порадоваться за человека, я сижу и сжимаю кисточку… спокойней, Яна. Дышим глубже и улыбаемся.
- Доброго дня! – голос Люта, усиленный колонками, полетел по-над площадью. Люди отозвались криками, кто-то захлопал, кто-то затопал. – Я счастлив сказать, что после вынужденного перерыва наш чудесный конкурс продолжится! И на сей раз все будет именно так, как обычно…
Интересно, это князь мальчишек к порядку призвал или они сами решили, что хватит с них потрясений? В то, что фантазия иссякла, не верю совершенно.
- Ибо всем нам нужно немного… - княжич пальцами показал, сколько именно. – Отдохнуть. Расслабиться. И вспомнить, сколь удивителен окружающий нас мир.
А рыжий оборотень маячит за границей. Стало быть, со станком разобрался. Но уйти – не уйдет. И не один он. Вон в толпе выделяется еще одна макушка. И еще.
Я насчитала с полдюжины оборотней, а их наверняка куда больше.
Мир, однажды упустив ведьму, перестраховывается. И не скажу, что я против.
Княжич вещал со сцены о роли искусства в жизни людей, и о том, как счастлив он, что ему предстоит познакомиться с бездной талантов, в нас таящихся.
- Болтливый очень, - произнесла Стужа, поглаживая станок.
- Есть немного…
- Ты не подумай, - она поглядела на меня. – Я не претендую на князя. Мне бы в Академию попасть…
- Я тоже не претендую.
- Да ладно, - Стужа подвинула низенькую табуреточку, которую явно с собой принесла. – Все знают, что вы уже помолвлены.
Когда только успели?
- Тайно, - уточнила она. – Это, конечно, секрет…
Ага, очень тайная помолвка по большому секрету, который бережно хранит каждый житель Упыревки.
- Некоторые бесятся, но мне до того дела нету… - она заложила светлую прядку за ухо. – Я в Академию хочу. А отец замуж отправляет. Я бы и так поступила. Сама. Но жить за что? А вот если стипендия будет…
Она вздохнула.
И сказала себе жестко:
- Будет. Я справлюсь.
- Я себе тоже так часто говорю, - призналась я.
- И как? Помогает?
- Через раз.
- …наблюдать за работой конкурсанток можно будет…
- А что это такое? – все же поинтересовалась я. – Похоже на… не знаю, на что.
- Ткацкий станок.
- Да?
- Это семейный, - Стужа нежно погладила. – Меня бабушка научила… он делает… в общем, увидишь. Тут проще показать, чем объяснить. Слушай, он еще долго говорить будет?
К счастью, княжич тоже, похоже, устал от речи, и потому быстренько пожелал нам удачи, напоследок сказав, что времени у нас – четыре часа, а если кому-то нужно больше, то стоило подавать предварительную заявку…
Ничего интересного.
Прозвенел гонг. И девицы бросились к мольбертам. А я вспомнила, что благородные особы писать акварели с детства учатся. И играть. И чему только не учатся благородные особы. Впору посочувствовать.
Я посмотрела на холст.
Белый.
И краска, которую я выдавила на палитру, тоже белая. Не совсем, чтобы жидкая, но кистью цепляется легко. Я сделала мазок. Белым по белому…
Второй.
Третий.
Так, а если краску сразу на холст выдавить? Оно быстрее получится. И размазывать ровно. Ровно размазать я ведь могу? Могу.
Я даже, признаться, несколько увлеклась. Было в этом действии нечто весьма расслабляющее. Мажешь себе и мажешь.
Рядом зазвенела струна.
И еще одна.
Вторая… музыка донельзя странная. Какая-то ломаная, рваная, и бьет по нервам, раздражает, но в то же время мне не хочется, чтобы она прекращалась.
Я оторвала взгляд от холста. Так и есть, звенело то странное сооружение, рядом с которым застыла Стужа. Она выпрямилась, даже выгнулась, запрокинув голову, и стала видна тонкая хрупкая шея с синим узором сосудов, что проступили под кожей. Острый подбородок. Провалившиеся щеки. Глаза закрыты, а пальцы шевелятся. Быстро-быстро. И повинуясь им, по натянутым струнам скользят челноки. И вправду, как лодочки, туда и сюда. Туда и… и нити одинаковы, белые. Зачем тогда столько челноков? И как не путаются они?
Стужа ощутила мой взгляд и повернулась. Движение это далось ей нелегко. На лбу у Стужи проступили бисеринки пота, губы задрожали. Но она кивнула мне.
А музыка… музыка становилась все более целостной.
Звуки складывались и рассыпались. Или нет. Они будто искали друг друга, чтобы соединиться друг с другом, склеиться намертво. И тогда на белоснежной ткани полотна проступали цвета.
Смутные.
Я моргнула и отвернулась. Да уж. Показать и вправду проще. Но мне надо о своем творении думать. Я мазнула кистью в уголке и, не удержавшись, потрогала холст, который из белого стал сероватым. Мажется. И краска тепля такая.
Что там дальше?
Силу?
Тогда лучше вот… я пока ведьма неопытная, так что придется вымазать руки. Я растопырила пальцы и коснулась холста. И левой рукой тоже.
Вдох.
И… эмоционально значимое, стало быть. И что
