Шрифт:
Закладка:
Всё это я отмечал краем своего внимания, а вся моя основная часть его концентрации была направленна на изучение обстановки вокруг и всего, что могло бы нам представлять опасность. Мдаа… А я ведь сейчас действую как какой-то шаблонный герой второсортного фэнтези, что сует голову в пасть дракону. Но опять же, на то, чтобы устраивать тут армагеддон одним ударом у меня нет ни повода, ни желания. Моя главная задача дать возможность своим вассалам показать себя и испытать собственные силы.
А как бы было просто обрушить на этот замок внимание эгрегора Единого и уже в мгновение ока здесь был бы кратер размером с замок, в котором бы плескался расплавленный камень, а всё вокруг было бы облучено светом!
Но чего уж теперь. И с такими мыслями в одном из своих потоков сознания, что не был привлечен к работе мониторинга обстановки, мы всей нашей частной компанией вошли в тэнсю — главную замковую башню, где так же нам не повстречалось никаких преград, которые могли бы нас задержать, и мы спокойно войдя в открытые врата, отправились навстречу источнику тошнотворного запаха.
Войдя в замок, мы оказались в одном огромном зале, который, видимо, занимал всю площадь первого этажа и представлял собой помещение круглой формы, в котором присутствовало немалое количество колон по периметру, а в самом центре зала находился высокий пьедестал, на котором возлежало мерзкое зрелище. Иначе эту картину не охарактеризовать.
Кицунэ, возлежащая на ложе, имела вид облезлой, больной лишаем и гниющей изнутри, прокаженной твари. В тех местах, где у неё отсутствовала шерсть, у девятихвостой находились нарывы и струпья, которые источали из себя гной и отвратительный запах. А там, где всё ещё присутствовала шерсть, которая имела отвратительный вид, вся склизкая и никогда не видевшая чистоты, так же не вызывала ничего, кроме чувств отвращения. И такое зрелище было по всему телу.
Но отдельного упоминания требует голова девятихвостой. Одно ухо у кицунэ отсутствовало напрочь, оголяя в этом месте кости черепа, глаза были краснющими, но это был не их естественный вид и окрас, а такое впечатление, что это последствие непрекращающихся мучений, что испытывает больная и умирающая тварь. Губы, обрамляющие пасть, были словно у бульдога — провисшими, обнажая клыки, и откуда беспрерывно стекала слюна желто-зелёного цвета, больше похожая на гной.
И при всей своей внешне отвратительности ощущение в энергетическом фоне тварь оставляла более впечатляющее, нежели ранее убитые моими девочками девятихвостые. А это очень настораживало, а ещё цвет шерсти, лежащей перед нами и доедающей свою соплеменницу лисицы, был необычным. Он у неё был чёрным. И не понять, то ли это её настоящий окрас, то ли она была настолько грязная.
К слову о занятии, которым сейчас была увлечена тварь. Ещё когда мы только к ней подходили и смогли разглядеть, то имели неудовольствие наблюдать, как в её пасти пропадают хвосты одной из кицунэ. И всё это сопровождалось хрустом костей и визгом ещё не сдохшей твари, которой не повезло стать ужином девятихвостой. Я успел насчитать шесть хвостов, а сколько их на самом деле было у ужина, видимо, останется тайной. Ведь глядя на мерзость перед нами, у меня присутствовали большие сомнения в возможности хоть что-то выведать у этой твари после убийства и пленения её души. Она была безумна!
Я попробовал коснуться ментала этой девятихвостой, но наткнулся на океан боли, мучения и всё это приправлено безумием. Так что я даже не стал пытаться проникать глубже в её сознание. Без сомнения я был сильнее и искуснее неё, вот только не сказать чтобы прямо намного превосходил кицунэ в собственной ментальной мощи, а в такой ситуации соваться в сознание безумной попахивает уже собственным сумасшествием.
Так что мне не оставалось ничего другого, кроме как пристально и внимательно наблюдать за разворачивающимися событиями и предстоящим боем, если я, конечно, желал не пропустить действий, представляющих опасность для Иоланты, и успеть вовремя вмешаться, тем самым не допустив ущерба своему вассалу, а также сдержать обещание, предоставив Иоланте возможность самой убить это отродье.
По мере же нашего приближения к ложу твари, она медленно пережёвывала свой ужин, но глаза при этом пристально отслеживали наше перемещение.
— Достаточно. Милорд, прошу, оставайтесь здесь, а дальше я уже сама. Эта мерзость не должна существовать!
Иоланта попросила нас остановиться у самого подступа к расположенному в центре зала свободному пространству, что было лишено колон и всего, что тут находилось и являлось ложем болезной, я бы даже сказал умирающей лисицы.
Эта девятихвостая была не сказать чтобы прям грандиозного размера, но метров шесть в холке она точно достигала, а в длине все тридцать пять, это если от кончиков хвостов до носа. Благо, что предстоящее место битвы, где сейчас собиралась начать бой Иоланта, было около семисот метров в диаметре. Тут явно поигрались с магией пространства, увеличив внутреннее помещение магией.
Стоило нам остаться позади, а Иоланте пройди вперёд, она стала зачитывать призыв/просьбу/обращение, я так и не смог понять, что конкретно это было. Произносимые ей слова мною распознаны не были, и даже при наличии особой связи с инфополем мира у меня не вышло узнать язык, на котором сейчас говорила Иоланта. Хотя судя по ощущениям, которые испытали все, кто слышал речь Иоланты, и я в том числе, это был мертвый язык. Не язык канувшей в Лету цивилизации, а в прямом смысле Язык Мертвых!
Речитатив Иоланты завораживал, и было очень сложно отвлечь своё внимание от произносимых ею звуков, но стоило Певерелл прекратила говорить, как ровно по периметру круглой площадки в центре зала, в которую мы с вассалами не вошли, вспыхнул энергетический барьер на основе чистого некроса. Этот щит оградил нас от Иоланты и Девятихвостой, а я, глянув на барьер духовным зрением, понял, что мне для того, чтобы его сломать, понадобится очень много времени. Да и то… особой надежды на успех не было. И после всего творимого Иолантой у меня в душе возникло нестерпимое желание, после того как спадёт барьер задать ей серьёзную трёпку за то, что заставила своего сюзерена и мужа столь сильно переживать за себя. Как появился разделяющий барьер, первым у него оказался Маркус, что теперь с тревогой
