— Замуж-то, конечно, хочется. Сын у меня растет. Одной поднять сложно. Тем более в наших местах. Уехать бы мне отсюда, пока с ребенком чего не случилось. Уж я бы полы мыла, любую самую грязную работу делала. Правда, денег у меня, как и у Марико, нет, а без денег и без красоты кому я нужна.

— Деньги — наживное. Красота придет и уйдет. Характер у тебя, я вижу хороший, голова не ерундой какой-нибудь забита. Были бы времена получше, пожалуй, и без просьбы твоей взял бы тебя во служение. А там бы и замуж повторно вышла. Красота ведь, она не каждому нужна, а ты далеко не урод. А Марико ваша, я не разглядел, почему ты считаешь ее некрасивой? Женщины вообще не умеют оценивать других женщин. Быть может, то, что ты считаешь безобразным, иному мужику самое то покажется.

— Марико, — дочь старосты хмыкнула, — так ведь полукровка, господин. У нее носище… все в округе ее цаплей кличут, даже фамилии не знают, хотя есть у нее фамилия, потому как самурайского рода. Волосы тоже у нее… даже не сказать, что и за волосы. У женщин ведь как, либо густые, либо жидкие, с проплешинами бывают, есть такие, что секутся, или вперемешку с седыми. А вот у Марико, у нее особенные такие волосы, крученые, что ли, и во все стороны, точно шкура собачья. Уж она их знай в прически укладывает, укладывает, а все впустую, во все стороны торчат, точно воронье гнездо. Лет Марико не особо и много, но и не мало — тридцать четыре, старухи говорили, но нос и, главное, волосы… ну, посудите сами, кто согласится жениться на женщине со шкурой звериной вместо волос?

— Кудрявые волосы? Большой нос?! Омиро!!! — Ал схватился за голову и, оттолкнув женщину, бросился к калитке. Распахнув ее, он вылетел на улицу и бежал какое-то время, сопровождаемый собачьим лаем.

«Может ли быть столько совпадений сразу? Бывает ли такое, чтобы годами не слышать ничего о дочери, и вдруг совершенно случайно натолкнуться на нее в забытой богом деревеньке? Все может!»

Он добежал до околицы и был вынужден остановиться. Глупо лететь неведомо куда без огня, без оружия и охраны. Глупо даже не спросить, в какой стороне замок или дом местного князька, а ведь, судя по подслушанному разговору, Марико шла именно к своему даймё. Спешила умереть!

Осознав это, Ал бросился обратно к дому, где уже сметливая молодуха сообразила разбудить начальника охраны. На ходу отдав приказ немедленно поднимать самураев, Ал потребовал свой меч и коня.

Все произошло в течение нескольких минут, привыкшие к военной службе самураи были одеты и построены во дворе. Невероятно сообразительная дочка старосты уже тащила откуда-то факелы. Запылало пламя. Бросив кошелек с монетами в подол добровольной помощницы и кивнув ей на прощание, Ал махнул самураям следовать за ним, затем сам вскочил в седло.

«Вы не вернетесь за мной! Никто не придет за мной!» — словно говорили глаза крестьянки, но сейчас Алу было не до посторонних баб.

— Стоп. — Он натянул на себя уздечку и, нагнувшись к своей недавней собеседнице, подхватил ее за талию и усадил перед собой. — Покажешь, где этот ваш даймё, — шепнул он ей на ухо, нарочно не глядя на с молчаливым отчаянием взирающего на господский произвол старосту.

Рысью они пронеслись сквозь сонную деревню, едва успев запалить факелы, впрочем, едва только перед Алом открылись ворота деревни, стало понятно, что дальше по такой дороге в полной тьме лошадям скакать небезопасно. Пришлось спешиться и вести коней под уздцы.

Немного освоившись в непривычной обстановке и, по всей видимости, не сильно переживая по поводу своего похищения, Анда взяла факел и пошла первой, старательно придерживая подол и стараясь не семенить, а двигаться наравне с мужчинами.

* * *

Марико шла через чечевичное поле, она давно уже привыкла сокращать дорогу, пробираясь к обители этим путем. Неожиданно за ее спиной послышались крики, лошадиный топот, женщина увидела факелы и побежала сломя голову. Вперед, только вперед к спасительному пролеску, в котором можно попытаться спрятаться за деревьями или под кустами.

Погоня была все ближе. Марико зацепилась гета за корень дерева и упала, тотчас поднявшись и сбросив тяжелые туфли. Она хорошо фехтовала на мечах, но сейчас у нее не было даже кинжала. Хотя что может сделать кинжал против мечей?

Что делать?

Понимая, что она проиграла, Марико повернулась к настигающему ее воину и тут же рухнула на колени — вовремя, сверкнувший было в свете луны меч скользнул на расстоянии ладони от макушки молодой женщины, не причинив ей вреда.

— Глядите, какая лисичка по господскому полю бегает? Не иначе как та самая, что повадилась у князя голубей воровать.

Воздух рассекла плеть, и тут же Марико почувствовала, как что-то обожгло ее спину.

— Ату ее! Ату! — Рядом с лицом полыхнул факел, и тотчас всадник заехал сапогом ей по ключице, отбросив Марико на шаг в сторону.

Она успела закрыть руками лицо, когда новый удар плетки обрушился на ее голову и плечи.

— Бей!

Она подобрала подол и, встав на четвереньки, проскочила между ног коня и под крики и улюлюканье кинулась опять в сторону леса.

— Хороша девка. Огонь! До утра времени еще полно, тащите ее сюда, земля правда холодна, как бы наша гостья не застудила себе чего, но да мы ее теперь и согреем, по-любому одну не оставим.

«Боже!» Да, Марико была готова к смерти. Она давно решила, погибнуть от рук местного даймё, чтобы Сиро имел повод отомстить за нее. Погибнуть с честью, как погибали до нее христианские мученики. Но это… сдохнуть в чистом поле, умирая от отвращения к себе и гадливости. Ладно, погибнуть, а если вдруг остаться в живых?!

— А ведь это же христианская сучка! Что вы думаете? Господа, вот кто топчет наши поля, совращает крестьян, портит лошадей! А ну, бейте ее.

Марико бежала, пока неведомо откуда взявшаяся петля не обвила ее ноги. Со всего маху женщина рухнула на землю, и тут же необоримая сила потащила ее обратно под копыта коней.

— Молись своему богу! — Воин занес над Марико меч, она скорчилась, готовясь принять неизбежное, воздух разрезал металл, вжик — и тут же Марико окатила горячая кровь.

На секунду она подняла глаза на своего «убийцу», в неровном свете факелов над ней гарцевал в седле безголовый труп. Марико прикрыла рот ладонью, и тут же труп начал съезжать, обливая ее кровью. Конь дернулся и, чуть