Шрифт:
Закладка:
— Дыролоб, прости Господи. Спит она. Через пару часов проснётся. Пятна, вишь, меньше стали? Будут уходить. К завтрему встанет твоя Сундела. А теперича к детям веди. Небось, тоже захворали.
Дети сидели на большой печи. Старший — долговязый — походил на отца. А вот средняя девочка была вылитая копия Рата, и Марьяна Ильинична невольно изумилась, как Апь могла этого сходства не видеть. Но разницы между родными и нагулянными детьми староста не сделал. За лечение заплатил одинаково, а среднюю даже по голове потрепал, когда та испуганно прижалась к его ноге.
— Мамка цела будет. Вылечили мамку. Всё будет хорошо, — обнял он детей и потом обернулся к гостьям. — Идёмте, провожу вас. Дома пустующих два, один Апь займёт, а второй — вы.
— А коли хозяева вернутся?
— Не вернутся, — махнул рукой староста. — С того света не возвращаются.
Событие тридцать седьмое
Женщины, конечно, умнее. Вы когда-нибудь слышали о женщине, которая бы потеряла голову только от того, что у мужчины красивые ноги?
Новый — а вернее старый и перекошенный — дом встретил бывших узниц инквизиции затхлым запахом, пыльными углами и холодом.
Дрова помог натаскать старший сын старосты. Он же показал, где брать воду, растопил печь и вертелся теперь возле крыльца, с любопытством разглядывая колдуний. Лицик же прошёлся по домам селян и наказал всем о целительнице молчать. К старому перекошенному дому потянулась цепочка из деревенских. У кого мор, у кого роды, у кого скотина от еды отказалась.
Втроём беглянки за несколько дней привели нежилое помещение в порядок, а с деревенских взяли плату утварью, матрасами и одеялами. Старый дом хоть уютным и не стал, но от стужи спасал. Жили, правда, впроголодь. Запасов-то на зиму, естественно, не успели сделать, разве что грибов засушили. Корову купили больную, зато стельную, вылечили, конечно, но её ещё поди прокорми… Да и молока она давала немного, молодая ещё была, да ещё и зуборон начался. В общем, толку от неё пока было меньше, чем забот.
Стоило вылечить мор, как деревенские вздохнули посвободнее и припасами делиться уже не желали. Тогда Дукуна прихватила Рию и отправилась за покупками на ярмарку. Левину оставили на хозяйстве.
Пока их не было, Марьяна Ильинична бездумно слонялась по пятистенку и места себе не находила. Такая тоска её накрыла, хоть волком вой. И ничего её не радовало, даже белый пушистый снежок за окном.
Так и предавалась она меланхолии до тех пор, пока не увидала на улице коробейника. Эту походку Марьяна Ильинична узнала бы из тысячи. Даже шали не схватила — выбежала наружу в чём была, с непокрытой головой. Морозец тут же принялся щипать за щёки и уши, но она внимания не обращала.
Бежала вслед за одиноко идущим по пустынной зимней улице мужчиной, пока тот прямо на её глазах не свалился в примятый снег. Подлетев к нему, Марьяна упала на колени и повернула его на спину.
— Володенька, это ты?
Но мужчина не ответил. Огнём пылающий лоб и впалые щёки в ярко-сиреневых пятнах всё сказали за него. Мор.
Марьяна вскочила на ноги и огляделась. Нужны сани. А потом — в дом. Обтереть, отогреть. Через сколько вернутся Дукуна с Рией? И вернутся ли вообще? Дотянет ли он?
Но дикая надежда уже пылала в душе ярче любого колдовского огня. Володя. Он. Родной. Теперь станет полегче!
Она стремглав метнулась к старосте и позвала:
— Лицик! Лицик! Дай сани, прошу!
Патлатый вышел к калитке и посмотрел на растрёпанную легко одетую Левину.
— Случилось чего?
— Да! Там мужчина на дороге упал. Прошу, помогите мне его до дома отвезти и в дом затащить!
— Торговец-то этот? Нехай лежит. Больной же весь насквозь.
— Дукуна вылечит, как вернётся.
— Не успеет, — уверенно ответил староста. — Видал я его лицо. Не жилец он.
— Это уже мне решать! — с вызовом ответила Марьяна Ильинична и отступила от дома Лицика.
Не собирался он ей помогать. Левина кинулась к себе, схватила одеяло покрепче и подбежала с ним к Володе. С трудом перекатила на одеяло, обвязала узлом и поволокла к дому. Какой же тяжеленный!
Каким чудом она его на крыльцо втащила — сама не поняла. Веса в худосочной Оре было хорошо если килограмм сорок, а Володя и тут оказался рослым плечистым мужиком.
Втянув в дом, и кое-как затащив на кровать, Марьяна Ильинична быстро раздела незнакомое тело, обтёрла, как учила Дукуна, и напоила укрепляющим зельем. Не всех больных ведьма лечила колдовством. Некоторых просто поддерживала зачарованным отваром, но у таких и пятен обычно не было, переносили они мор в лёгкой форме. А у этого — ни единого места живого. Обмыв, Левина завернула мужчину во влажную простыню.
Жар отступил, и она принялась осторожно поить его зельем. По чайной ложечке.
Осталось только одно — надеяться, что целительницы вернутся вовремя.
В том, что на руках у неё Володя, Марьяна Ильинична не сомневалась.
Глава 16
Владимир Ильич
Событие тридцать восьмое
Когда вы не торопитесь, зелёный свет загорится сразу же после того, как вы остановитесь на перекрёстке.
Машина и грузовик, идущие навстречу друг другу по пустынной дороге, встретятся в самом узком месте на мосту.
Владимир Ильич, изнывая от жары, стоял под аркой входа в ВДНХ и ругал себя. И Недюймовочку тоже ругал. Описала она его в чёрном костюме и при галстуке. Да уж, в полдень раскалённого солнечного дня у входа в ВДНХ его точно с кем-то спутать тяжело. Нет, люди не в шортах. Хотя дети в шортах есть, взрослых, а особенно барышень — нет. Всё же СССР и пока ещё вполне себе «облико морале». Но мужчины в рубашках с короткими рукавами и в светлых, в основном, штанах, а представительницы прекрасной половины человечества в сарафанах цветастых или в юбочках коротких. А некоторые так прямо вообще в коротких-коротких. И он один во всём чёрном. Точно как «Люди в чёрном», только очков не хватает.
Рубашка вся намокла уже, и Левин даже вытащил из её нагрудного кармана и переложил в карман пиджака удостоверение внештатного корреспондента журнала «Иностранная литература», которое получил час назад. Удостоверением эту полоску бумаги назвать было сложно. По размерам эта филькина грамота как раз соответствовала разложенному удостоверению, и написано на ней всё было правильно, и даже фотография с печатью имелась. Корочки красной не было, а без красной корочки, которую в глаза можно тыкнуть, грош цена этой бумажке.
— Корреспондент?
Визави Левин узнал сразу. Если он был тут один в чёрном костюме, то «дядя Коля» был единственным человеком в студенческой целинке с кучами всяких значков и нашивок. Из этих нашивок выходило, что председатель пять раз был на целине и последний раз был там большой шишкой — на полоске красной на левой стороне груди было три буквы «С», что говорило о том, что Николай Петрович был командиром или комиссаром регионального штаба. Ещё на куртке имелось несколько значков — наград, которые в своё время были и у Левина: Знак ЦК ВЛКСМ «Молодой гвардеец пятилетки» первой степени и Знак ЦК ВЛКСМ «За активную работу в студенческих отрядах». Мужчина на студента походил не очень. Лет около сорока. Рыжий — это точно, чуть ли не красный, настолько рыжий. И усики над верхней губой тоже рыжие.
— Костя, — кивнул головой Левин.
— Рыжов Николай Петрович.
Председатель протянул руку, а когда Владимир Ильич ответил на рукопожатие, то бывший стройотрядовец облапил его и стал по плечам и спине охлопывать. Неожиданно. И довольно болезненно.
— Ой!
Один раз совсем болезненно.
— Что такое, корреспондент⁈ — отступил на шаг нахмурившийся Рыжов.
— Вчера из больницы выписался, аппендицит был гнойный. Болит ещё, — чуть сморщившись, пояснил Левин.
— И сразу в работу. Хвалю!
Хоть бы извинился.
— Николай Петрович…
— В дороге поговорим, до Красногорска ехать и ехать. Пошли, там за поворотом Волгу бросил.
И рыжий Рыжов целеустремлённо, не оглядываясь, широким шагом двинулся прочь от ВДНХ.
Волга была зелёная. Как забор. Дико смотрелась. Председатель водил сам, никакого шофёра не было. Пока выбирались из Москвы с кучей светофоров, Николай Петрович и сам не говорил, и на вопросы Левина почти не отвечал. Владимир Ильич сначала не понял эту резкую перемену, и только по побелевшим костяшкам пальцев и ручейкам пота,
