храмом stupa, где Тулку Ургьен Ринпоче обрел последнее пристанище. Мы должны забрать его прах. Один из учителей осторожно открывает печь. Я сдерживаю дыхание. Среди серого пепла стоит череп наставника и словно смотрит на меня пустыми глазницами. Я инстинктивно отступаю назад. Череп учителя не сгорел. Меня охватывает дрожь; несмотря на зной, холодный пот струится по спине. И в этот момент что-то внутри у меня обрывается. Рыдания, которые я так долго сдерживала, хватают меня за горло и яростно рвутся наружу, словно бурная река, прорвавшая плотину. Никогда прежде я так не плакала. В моих слезах смешиваются отчаяние, страх, разочарование, и поток эмоций и чувств уносит меня прочь. Только сейчас я окончательно осознала, что учитель умер. «Ты осталась одна, ты осталась одна…» — лишь эта мысль пульсирует в голове. Я чувствую себя ребенком, который потерял в толпе свою маму и теперь испуганно ищет знакомое лицо и ждет, когда его снова обнимут ласковые руки, а родной голос шепнет: «Не волнуйся, я здесь». Но ничего подобного не происходит.

Когда я наконец прихожу в себя, щеки у меня пекут от слез, а глаза успели опухнуть. Все удалились. Добрая душа догадалась зажечь лампадку в углу комнаты. Печь закрыта, ее завесили расшитым покрывалом. Меня трясет. Рубашка на мне холодная и влажная: должно быть, я сильно вспотела. Становлюсь на колени, а затем сажусь на землю — даже это движение требует огромных усилий. Тело ломит, как после яростной схватки. Душу разрывают боль и тоска. Все движения замедленны, мне приходится по крупицам накапливать физические и духовные силы. Пытаюсь собраться с мыслями, но чувствую, что во мне не больше жизни, чем в мешке с землей. Тело переполняет невероятная тяжесть. За всю свою жизнь я ни разу не чувствовала себя такой несчастной. И такой одинокой. Поздно вечером я возвращаюсь в монастырь Боднатха — друг-монах уступил мне свою комнату на время церемоний. Не помня себя, я бреду по лестнице: ноги сами знают, куда идти, а остальное не важно.

День, окрашенный горькой печалью… мне трудно о нем вспоминать. У меня не получится толком рассказать о том, что со мной творилось, — просто нет таких слов. Многие люди пережили смерть самого главного для них человека, но никто не может поделиться своей болью. Скорбь — личное испытание каждого.

12

Возвращение к жизни

По моей руке ползет блоха, а я упорно душу в себе желание ее раздавить. У меня уже все ноги в царапинах: постоянно расчесываю места укусов мелких назойливых насекомых. Если вообще ничего не делать, то и эта блоха напьется моей крови. Я аккуратно подцепляю ее пальцем, опускаю на землю — и чувствую себя героем; да, буддизм все-таки требует бесконечного самоконтроля.

Я лежу в кровати и медленно погружаюсь в сон. Родительский дом затих. Я все-таки поддалась на их просьбы и приехала. За те несколько недель, когда я жила в монастыре Боднатха, родители неоднократно приходили ко мне. Сначала мама, потом отец, затем даже дядя пришел и наконец — мама с папой вместе. И каждый раз повторялось одно и то же: извинения, слезы, просьбы вернуться. На меня они не действуют. Я знаю, что в городе некоторые знакомые уже начали болтать о том, что происходит, но мне все равно: я не хочу возвращаться домой. Единственный человек, который искренне любил меня, умер, так для чего мне родители? Я даже в Наги Гомпа возвращаться не хочу, у меня просто нет сил воевать со Злюкой.

Пребывая в монастыре Боднатха, я словно нахожусь в уютном междумирье, недостижимая для окружающей действительности. Я сплю, молюсь, почти ни с кем не говорю, мне не задают вопросов и ничего не заставляют делать. Однажды родители снова приходят ко мне; я слишком устала от всего этого, поэтому пускаю их в комнату и краем уха прислушиваюсь к тому, что они говорят. Мама сидит рядом с отцом и нервно теребит в руках края традиционного платья. Смотрит на меня как испуганный зверек, готовая расплакаться в любой момент. Отец тоже выглядит неважно.

— Чоинг, вернись, пожалуйста, вернись домой, позволь мне о тебе позаботиться… Прошу тебя! Обещаю, я больше никогда не буду пить, слышишь, обещаю!

— А я обещаю больше не бить твою мать… не знаю, как сделать так, чтобы ты меня простила… Вот увидишь, я не допущу, чтобы нечто подобное опять произошло…

Их просьбы вернуться в конце концов тронули мою душу. В любом случае, они мои родители, я не могу бесконечно их игнорировать и копить в себе животную ярость. Я решаю, что маме можно верить, а отцу надо дать еще один шанс. Я оказалась права: мама сдержала слово. Но тихий внутренний голос шепчет, что отцу не стоит доверять. Я отчаянно пытаюсь его заглушить, но безуспешно. Интуиция меня не обманула: будущее подтвердило мои худшие опасения…

Итак, однажды утром, по прошествии нескольких месяцев после смерти учителя, я вернулась к родителям. Жизнь возобновила свое вялое течение. Я помогаю родителям, насколько это возможно: убираюсь, готовлю еду, стираю, мою посуду — в общем, на мои плечи легли практически все домашние дела. И у меня хорошо получается с ними справляться… Но как только посуда вымыта, я падаю на кровать или на диван, полностью опустошенная. Мне ничего не хочется делать. Ем мало, только если заставляют, безо всякого аппетита и не получаю ни малейшего удовольствия от еды. Я всегда была кокеткой, а теперь надеваю первое, что попадется под руку, и меня даже не очень волнует, чистая эта вещь или нет. Какая разница? Все потеряло смысл…

— Милая, ты выглядишь просто ужасно, что с тобой происходит? Посмотри-ка на меня… Да ты постарела на несколько лет… Куда делась моя любимая очаровательная монахиня?

Андреас приехал навестить меня, и тут я понимаю: он считает, что дружба не терпит лжи во благо. Иногда мне хочется, чтобы в нем было чуть больше лицемерия… Разве я говорила Андреасу, что в монастыре ему дали прозвище Nareng (от французского Narine, что значит «ноздря», — слишком уж у него выдающийся нос)? После смерти учителя он тоже переехал жить в Катманду. Мы часто виделись, но он ни разу не говорил ничего по поводу моей внешности. Неужели я так опустилась? Я решила ему не отвечать; в любом случае, его не слишком интересует мое мнение, он продолжает:

— Чоинг, пора очнуться и начать действовать. В следующем месяце я еду в Германию. Ты должна поехать со