Шрифт:
Закладка:
Хюльда бесцельно прохаживалась вдоль полок, разглядывая выставленные на них товары, но ничто ее не привлекало. В конце концов она соблазнилась бутылкой кока-колы и упаковкой вафель в шоколадной глазури.
Первым делом ей следовало поехать на Рейкьянес и попытаться убить сразу двух, а то и больше, зайцев. Если еще не поздно, необходимо найти способ пообщаться с девушкой из Сирии. Хюльда предполагала, что последнюю поместили в изолятор в Кеблавике, как того требовали правила. Ее задержали днем ранее, а значит, вполне вероятно, что уже выслали из страны одним из утренних рейсов, и Хюльде не удастся с ней переговорить. Она корила себя за то, что не удосужилась позаботиться об этом заранее или, по крайней мере, встать пораньше сегодня утром.
В Ньярдвике Хюльде также было необходимо поговорить с Доурой и показать ей фотографию Бальдура Албертссона. Если ей все же не удастся встретиться с заведующей общежитием, можно будет отправить ей фотографию по электронной почте, однако Хюльда предпочитала увидеть реакцию Доуры воочию. Пусть она и действовала наудачу, но ей казалось, что пока не стоит исключать ни одного варианта.
Хюльда подумала, что было бы также неплохо воспользоваться возможностью и осмотреть бухту, где погибла Елена, а вернее, где было обнаружено ее тело, – вполне вероятно, она скончалась в каком-нибудь другом месте.
Хюльда уже сидела за рулем, направляясь к выезду из города, когда осознала, что в ее нынешнем состоянии ей не следовало бы управлять автомобилем. Она даже не помнила, когда в последний раз испытывала подобное похмелье. Поэтому на следующем же перекрестке она сделала разворот на сто восемьдесят градусов, вернулась домой и вызвала такси. Вчера вечером, догадываясь, что Пьетюр предложит ей вина, она также поехала к нему в гости на такси.
Оказавшись на заднем сиденье автомобиля повышенной комфортности, мчавшегося на юг вдоль северного побережья Рейкьянеса, Хюльда расслабилась, наслаждаясь мягкостью хода и скоростью, о которых за рулем своей старенькой «шкоды» она могла только мечтать.
За окном проносились лавовые поля, величественные в своей простоте и в то же время однообразные, как бесконечно повторяющийся припев. Чем дальше такси увозило Хюльду от столицы, тем сильнее сгущались облака, пока по лобовому стеклу не застучали первые капли дождя.
Окружающий пейзаж и шум дождя оказывали на Хюльду успокаивающее действие, и она опустила веки, но не для того, чтобы вздремнуть, а просто чтобы собраться с силами. Ее мысли занимала уже не Елена, а Димма и Пьетюр.
Хюльда поймала себя на том, что думает о Пьетюре на удивление часто. Она будто смирилась с действительностью – старость подкралась незаметно, но это вовсе не значит, что теперь Хюльду не ждут никакие перемены к лучшему. Может, она и правда заслуживает беззаботного существования и имеет право на то, чтобы, не испытывая уколов совести и не заботясь о ранних подъемах, потягивать красное вино в компании обаятельного врача ночи напролет? Не пора ли ей позабыть о своих кошмарах и выйти наконец из-под гнета некомпетентного начальника, который не достоин стоять и на ступеньку выше ее в полицейской иерархии?
Хюльда погрузилась в размышления и сама не заметила, как задремала, и мирно спала до тех пор, пока водитель не разбудил ее, сообщив, что они прибыли на место. Ей потребовалась пара мгновений, чтобы сообразить, что такси стоит перед полицейским участком Кеблавика.
Хюльда совсем не привыкла спать днем, а тем более не в собственной постели. Но в этот день все шло не по заведенному порядку. У Хюльды было ощущение, что должно что-то случиться, но она не понимала, что именно.
Опустилась кромешная тьма. Ее спутник без проблем поднялся по склону до того места, где она его ждала, и некоторое время они шли по равнинному участку, сделав по пути одну остановку, чтобы закрепить на голове фонарики. Теперь она отчетливо видела, куда ступает, но на большее мощности фонарика не хватало. Она спросила, близко ли уже горный приют, но он покачал головой:
– Еще идти и идти.
Снег был прекрасен и блестел в свете фонарика; ей было даже жалко наступать на него, разрушая его первозданную целостность. Она еще никогда не испытывала подобного единения с природой, а ледяные оковы придавали окружающему пространству особое очарование. Может, зря она так переживала по поводу этого похода?
Вскоре ледяная корка уступила место более мягкому снежному покрову. Остановившись на несколько мгновений, она огляделась и не увидела вокруг себя ничего, кроме заснеженных холмов. Она лишний раз убедилась, что без своего спутника давно бы уже заплутала, – ведь она не имела понятия ни о том, где располагается горный приют, ни о том, как вернуться назад к машине. Без него она бы наверняка погибла от холода в исландском высокогорье.
От этой мысли ее передернуло.
Она двинулась дальше. Ее спутник ушел вперед, и она ускорила шаг, как вдруг почувствовала, что снег проваливается у нее под ногами. На мгновение ей стало страшно: неужели она угодила в яму, из которой ей больше не выбраться? Однако ее опасения оказались напрасными, хотя освободиться из снежной западни было не так-то просто, особенно с тяжелым рюкзаком за плечами. Она окликнула его сначала тихо, потом погромче, пока он не услышал и не вернулся на несколько шагов назад, чтобы вызволить ее из сугроба.
Теперь она старалась идти за ним по пятам. Из-под снега доносилось журчание воды, вносившее отрадную нотку в окружавшую путников мертвую тишину.
Он резко остановился, оглядывая окрестности. Она последовала его примеру. Вдали возвышалась гора в окружении занесенных снегом ущелий и холмов.
Она вдруг заметила, что журчания горной речки больше не слышно. Воцарилось полное безмолвие.
– Прямо скажем, вам повезло, – заметил дежурный полицейский, когда Хюльда объяснила ему суть дела. Он был худощав и подтянут, звали его Оуливер. – Крупно повезло. Эта сирийка все еще здесь. Мы собирались отправить ее домой сегодня утром, но ее адвокат рвет и мечет. Вы же знаете, как это бывает.
– Ее адвокат, случайно, не Алберт Албертссон? – спросила Хюльда.
– Алберт? Не знаю такого. Нет, ее делом занимается женщина.
– Как ее имя?
– Я не запоминаю имен адвокатов.
– Я имею в виду иностранку.
– Хм… – Оуливер наморщил брови. – Подождите-ка… По-моему, Амена. Да, Амена.
– А почему ее депортируют?
– Ну, я, вообще-то, не знаю, чье это решение. Мое дело посадить ее в самолет.
– Я могу с ней встретиться сейчас?
Оуливер пожал плечами:
– Думаю, да. Не знаю, захочет ли она разговаривать с вами. Ничего не обещаю. Вы же понимаете, что исландская полиция у нее теперь не в почете. А зачем она вам нужна?
Он был лет на тридцать моложе Хюльды, но ни в его интонации, ни в манерах не чувствовалось особого уважения к ее возрасту. И такое случалось сплошь и рядом – молодое поколение правило бал, и Хюльда со всем своим опытом чувствовала себя выброшенной на задворки истории.