Около часа я переставляю все для своего удобства: перетаскиваю столы и стулья к стенке, сворачиваю древние ковры, обнажая голые деревянные полы, складываю мольберты и оставшиеся холсты, убираю принадлежности для рисования, большинство из которых все равно испорчены — тюбики с засохшей краской, заплесневелые кисти и огрызки древесного угля.

Теперь здесь полно места. Но мне все еще недостает самого необходимого.

Я спускаюсь вниз в поисках Клары. Она на кухне, отбеливает столешницы. Несмотря на перчатки, защищающие руки, кожа девушки загрубела от тяжелой работы по дому. Не ее вина, что все здесь мрачное и пыльное: содержать такой дом в порядке — непосильный труд для одного человека. Чтобы все здесь вычистить, понадобилась бы армия уборщиков. Особенно если такие идиоты, как Йонас, будут снова все пачкать.

—Клара,— говорю я, стоя в дверях,— Potrzebuję muzyki.— «Мне нужна музыка».

Немного нахмурившись, она выпрямляется.

Мне кажется, что я потревожила ее своим вопросом, но затем я понимаю, что девушка задумалась.

Спустя минуту она снимает перчатки со словами: «Chodź ze mną» — «Иди за мной».

Я следую за ней из кухни мимо бильярдной и затем вверх по лестнице в ту часть дома, где я еще не бывала. Помещения здесь тесные и ничем не украшенные — вероятно, когда-то давно здесь располагались комнаты прислуги.

Клара ведет меня на самый чердак, который располагается над центральной частью дома. Это огромное пространство, заставленное бесконечной колоннадой коробок и грудами старой мебели. Кроме того, похоже, здесь обитает половина пауков штата Иллинойс. От пола до потолка тянутся полотна старой паутины. Клара торопливо проходит прямо сквозь них. Я же следую за ней на почтительном расстоянии, не желая лично встречаться с арахнидами.

Горничная начинает копаться в старых коробках. Надеюсь, она знает, что ищет, иначе мы можем провести тут сотни лет, не изучив и половину содержимого. Передо мной мелькают пожелтевшие свадебные платья, пачки старых фотографий, вязаные детские одеялки, поношенная кожаная обувь.

Тут даже есть коробка платьев 1920-х годов, расшитых бисером, украшенных перьями и драпированных складками. Кто-то мог бы заплатить за это целое состояние. Платья выглядят так, что их впору выставлять в музее.

—Погоди,— говорю я.— Давай посмотрим.

Клара прекращает поиски, и я открываю коробку с платьями, доставая их из нескольких слоев ткани, в которые обернуты наряды.

Поверить не могу, какие они тяжелые, состоящие из множества деталей. Похоже, их шили вручную, и каждое платье — результат сотни часов труда. Материалы, из которых они сделаны, не похожи ни на что из того, что можно было бы найти в магазине в наши дни.

—Мы должны их примерить,— говорю я.

Клара дотрагивается до бахромы на юбке одного из платьев. Я вижу, что ей так же интересно, как и мне, но девушка не привыкла нарушать правила. Наряды находятся в этом доме, а значит, принадлежат Чудовищу.

Мне плевать, кому они принадлежат. Я собираюсь их примерить.

Я достаю голубое бархатное платье с длинными свободными рукавами-бабочками. Глубокий V-образный вырез спереди спускается почти до самой талии, которую подчеркивает пояс, украшенный драгоценными камнями. Я надеваю платье поверх своего боди, поражаясь тому, какое оно тяжелое. Я чувствую себя императрицей, которой необходима прислуга, несущая сзади шлейф.

Клара смотрит на платье во все глаза. Я знаю, что она тоже хочет примерить наряд.

—Давай,— соблазняю я ее.— Нас никто не увидит.

Кусая губы, девушка принимает решение и быстро снимает свою жуткую униформу. Если нужно еще какое-то доказательство того, что Миколай монстр, то тот факт, что он заставляет Клару носить этот кошмар все дни напролет, говорит о многом. Форма выглядит жутко жаркой и неудобной.

Под ней у девушки скрывается очень неплохая фигура. Она сильная и стройная, вероятно, натренированная ежедневной уборкой и поднятием тяжестей.

Клара достает длинное черное платье, с расшитым бисером лифом. Она надевает наряд, и я застегиваю его сзади. Затем девушка поворачивается, и я могу насладиться эффектом.

Платье восхитительно. Почти прозрачный сетчатый лиф с вышитыми на груди серебряными лунами и звездами. Заниженная талия, которую подчеркивает длинный свисающий серебряный пояс, похожий на тот, что можно увидеть на средневековом платье. Клара со своими черными волосами и темными глазами похожа в нем на сказочную чародейку.

—О боже,— выдыхаю я.— Это так красиво.

Я подвожу девушку к старому пыльному зеркалу, прислоненному к стене, и обтираю его руками, чтобы она лучше себя видела.

Клара смотрит на себя как зачарованная.

—Kto to jest?— тихо спрашивает она.— «Кто это?»

—Это ты,— смеюсь я.— Настоящая волшебница.

Мое платье красиво, но платье Клары буквально создано для нее. Еще никогда и никому так идеально не подходил наряд. Словно швея вдохновлялась девушкой, живущей сто лет спустя.

—Ты должна оставить платье себе,— говорю я ей.— Забери его домой. Никто про него не знает.

Я говорю по-английски, но Клара понимает суть. Она резко мотает головой и борется с молнией на спине.

—Nie, nie,— повторяет девушка, дергая ткань.— Zdejmij to.— «Сними это».

Я помогаю ей расстегнуть платье, пока Клара его не порвала. Она снимает наряд, быстро складывает его и убирает обратно в коробку.

—To nie dla mnie,— говорит девушка, качая головой.— «Оно не для меня».

Похоже, мне не удастся ее убедить.

Жаль думать, что платье будет лежать и истлевать на чердаке, когда Клара могла бы носить его и любить, как никто. Но я понимаю, что она не будет счастлива, если будет постоянно опасаться, что Миколай прознает про это. Да и куда девушке его носить? Судя по всему, здесь она проводит все свое время.

Мы убираем платья обратно в коробку, и Клара снова надевает свою униформу, еще более жаркую и колючую после того волшебного платья. Затем она просматривает еще дюжину коробок, прежде чем находит то, что искала.

—Tam!— радостно говорит она.

Клара вытаскивает одну из коробок и вручает мне. Она довольно тяжелая, и я слегка пошатываюсь под ее весом. Когда горничная поднимает крышку, я вижу десятки тонких, длинных корешков и буйство красок. Это коробка со старыми пластинками.

—Здесь есть проигрыватель?— спрашиваю я.

Клара кивает.

—Na dół. — «Внизу».

Пока я несу пластинки в бывшую комнату для рисования, Клара находит проигрыватель. Она ставит его в углу комнаты, размещая на одном из маленьких столиков, которые я отодвинула к стене. Проигрыватель такой же старый, как пластинки, и даже еще более пыльный, так что горничной приходится хорошенько пройтись по нему влажной тряпкой. Даже после того, как она втыкает его в розетку, чтобы убедиться, что платтер еще вертится, ни одна из нас не уверена, что этот древний аппарат заиграет.