Интересно, понравилось бы ему прозвище, которое дала я.

Кого я обманываю? Конечно, да.

—Что ты надеешься услышать?— насмешливо спрашивает Чудовище.— Пароли от моих банковских счетов? Или от охранной системы? Я могу рассказать тебе любой секрет, и ты ничего не сможешь с ним сделать.

Я чувствую, что заливаюсь краской.

Он прав. Я абсолютно бессильна. Вот почему он разрешил мне ходить по дому.

—Я удивлен, что родители ничему не научили тебя,— продолжает Миколай, придвигаясь ко мне ближе. Он смотрит на меня сверху вниз, его лицо исказилось в презрении.— Им стоило воспитать волка, а не невинного ягненка. Это почти жестоко с их стороны.

Я знаю, что именно этого мой враг и хочет, и пытаюсь сопротивляться, но тем не менее его слова впиваются в мой мозг, как колючки.

Мой брат Кэллам умеет драться и стрелять из пистолета. Его учили быть лидером, стратегом, управленцем.

Меня же отправили на уроки танцев и занятия теннисом.

Почему мои родители не думали о том, что случится, если я когда-нибудь выйду из-под их опеки? Они привели меня в мрачный и опасный мир и снарядили книгами, платьями, пуантами…

Такое отношение действительно кажется намеренным. И небрежным.

Разумеется, они не предполагали, что когда-нибудь меня похитит жаждущий мести социопат.

Но, возможно, стоило.

—Жаль, ты не можешь дать мне отпор, moja mała baletnica.— «Моя маленькая балерина». Так было бы гораздо интереснее.

Миколай смотрит на мое перепуганное лицо.

Он наклоняет голову, словно волк, пытающийся понять мышь.

Он и пахнет как-то по-волчьи. Мускусом на звериной шубе. Голыми заснеженными ветвями. Камышом и бергамотом.

Мужчина смотрит на меня, пока я не съеживаюсь под его взглядом. Потом ему становится скучно, и он отворачивается.

Не успев подумать, я выкрикиваю:

—Вряд ли твой отец сам был примером для подражания! Отрезать палец собственному сыну!

Миколай снова поворачивается ко мне, его глаза сузились до двух щелочек.

—Что ты сказала?— шипит он.

Теперь я уверена, что права.

—Мясник отрезал твой мизинец,— говорю я.— Не понимаю, почему тебе так хочется отомстить за человека, который обращался с тобой подобным образом.

В три шага Миколай сокращает расстояние между нами. Я не успеваю отойти, и моя спина упирается в стену, в то время как он нависает прямо надо мной, дышит мне в лицо, так близко, что может укусить.

—Думаешь, он должен был холить и лелеять меня?— говорит мужчина, яростно вжимая меня в стену.— Он научил меня каждому сто́ящему уроку и никогда не щадил.

Миколай поднимает свою ладонь, и я вижу длинные, ловкие пальцы — они идеальны, не считая мизинца.

—Это был мой самый первый урок. Он показал мне, что за все нужно платить. Твоей семье тоже не помешает это узнать. Как и тебе, baletnica.

В его руке из ниоткуда возникает лезвие ножа, который он, словно фокусник, достал из кармана быстрее, чем я успела моргнуть. Оно проносится мимо моего лица так быстро, что я даже не успеваю поднять руки, чтобы защититься.

Я не чувствую боли.

Я открываю глаза. Миколай делает шаг назад, и вокруг его руки намотана длинная прядь моих волос. Он отрезал их.

Я вскрикиваю и пытаюсь понять, откуда они.

Это глупо, но мне грустно видеть в его ладони эти знакомые светло-каштановые пряди. Такое чувство, что Чудовище забрал нечто гораздо большее, чем волосы.

Я разворачиваюсь и убегаю, несясь вверх по лестнице. Смех Йонаса и Миколая звенит в моих ушах.

Я вбегаю в свою комнату и захлопываю дверь. Как будто Миколай будет меня преследовать. Как будто я могу от него спрятаться.