Шрифт:
Закладка:
Что я думаю? Серьёзно? И что, по-твоему, я должна думать? То есть сегодняшняя ночь что, вообще ничего не значит? Да нет, как раз наоборот. Она значит то, что он улетит в Москву и будет иногда заезжать потрахать молодого директора и узнать, как тут на производстве дела.
То есть… он с самого начала знал, что уедет, а я останусь и всё равно затащил меня в постель? Сердце скачет, и я чувствую, как краснею. Дурацкие, подлые щёки! Вечно они заливаются краской! Не хочу, чтобы он видел мою растерянность. Получила? Получила, что хотела?
Я встаю и подхожу к окну.
— Что? Что тебя так смутило?
— Смутило?
— Ну я же вижу, что тебе что-то не нравится. Что? Скажи.
— Не получится.
— Ну ты попробуй.
— Даже пробовать не стану.
— Да что не так-то? Объясни ты мне.
— Ну разве ж дураку можно объяснить, что он дурак?
Рыков осекается и, похоже, действительно не может понять, в чём дело. Ну и пусть. Шкатулку он мне подарил! Завёл себе полевую жену. Да вот хрен! Я достаю бумажный платок и прикладываю к глазам. Ладно. Тихо. Всё нормально. Убираю платок и иду к двери, но на полпути останавливаюсь, возвращаюсь, забираю поднос с недопитым кофе и возвращаюсь в приёмную. Всё это время Рыков следит за мной, не произнося ни слова.
— Леонид Андреевич, заходите, пожалуйста. Шеф вас ждёт, — говорю я и тянусь к звонящему телефону.
— Приёмная генерального директора.
— Слушай, только не бросай трубку, ладно? Это касается тебя. Вскрой жёлтый пакет, он должен быть на твоём столе.
Это Лозман.
Лозман — это последний, кого я хотела бы сейчас слышать. Чего ему надо? Чтобы его не уволили? Но я здесь вряд ли могу помочь, да и не стала бы если бы даже могла.
— Даша, послушай. Просто послушай, что я скажу. Мне очень жаль, что всё так произошло…
— Понятно. Думаю, можно не продолжать. Мне тоже жаль и на этом мы вполне можем закончить.
— Нет-нет, я совсем не про это… Я не из-за этого звоню, просто хотел, чтобы ты знала.
— Тогда, назовите, пожалуйста, причину вашего звонка, я, к сожалению, не имею времени на беспредметные разговоры.
Он крякает, вроде как немного обиженно. Ничего.
— Жёлтый пакет есть?
— Да есть.
— Открой.
— Там что, споры сибирской язвы?
— Нет. Открой. Там документы.
— Хорошо, я открою спасибо за звонок.
— Нет-нет, открой прямо сейчас, я должен кое-что пояснить.
Я кладу телефонную трубку на стол, осторожно вскрываю пакет и достаю из него копии газетных вырезок. Смотрю на заголовки. Газеты пятнадцатилетней давности.
«Скандальный бизнесмен убил собственную жену».
«Бизнесмен, связанный с ОПГ, подозревается в убийстве».
«Нет тела, но есть дело».
Пробегаю глазами по строкам.
«Скандально известный дерзкими рейдерскими захватами, Роман Рыков вызван на допрос в следственные органы. Он подозревается в убийстве собственной жены. Месяц назад он заявил, что она ушла из дома и не вернулась» …
Что за бред… подозревается в убийстве жены? Бизнесмен связанный с ОПГ? Я куда, собственно, влезла? Но Рыков, вообще-то на свободе и, насколько я знаю, никогда не сидел. Подобной грязи в прессе начала двухтысячных хватало. Так что, это совсем ничего не значит… Отчего тогда такое неприятное чувство в желудке? Оттого, что Лозман опять что-то затеял? Червь сомнения начинает въедаться глубже… Почему Роман не захотел говорить на эту тему?
Лозман что-то говорит, из телефонной трубки доносятся звуки. Я подношу её к уху.
— Слушаю, — говорю я отстранённым голосом.
— Посмотрела?
— Да, посмотрел. Не понимаю только, какое это ко мне имеет отношение.
— Не знаю имеет или не имеет, это ты сама решай.
— Чего вы хотите?
— Поговорить.
— Ну вот, мы разговариваем.
— Помнишь, я упоминал о тайне, связанной с Рыковым?
— Это она и есть?
— Хочу показать серьёзные документы.
— Типа вот этих заказных статей?
— Есть ещё кое-что, и, полагаю, это будет тебе интересно. Приходи сегодня в обед в то кафе, где мы с тобой были недавно, помнишь? Рядом с заводом. Только Рыкову не вздумай сказать об этом.
— Зачем мне всё это нужно, я не понимаю? Да и не желаю я с вами видеться.
— Затем что это в первую очередь тебя касается, а не меня.
— Ерунда какая-то. Тем более, в это кафе может и босс прийти, такое уже случалось.
— Он будет у губернатора, там сегодня совещание.
— И почему мне об этом не известно?
— Только что информация пришла. Нагоняй был из администрации президента, все засуетились экстренно.
— А вам-то это зачем? Опять пари какое-то?
— Послушай, ты уж из меня совсем-то монстра не делай. Я тебе вообще всё могу объяснить, если захочешь выслушать.
— Точно не захочу.
— Так что, придёшь?
— Не знаю.
Я кладу трубку и не успеваю даже подумать о произошедшем, как раздаётся звонок по внутреннему.
— Дарья Андреевна, тут молодой человек просит пропуск оформить…
— От нас заявок нет на сегодня, так что мы никого не ждём.
— Он говорит, что ваш родственник.
— Какой ещё родственник?
— Не знаю. Вадим Константинович Угорский.
Что? Вадим? Мог бы и предупредить, вообще-то…
— Да, имеется такой. Дайте ему трубку, пожалуйста.
— Дашка, привет! — раздаётся в трубке громкий жизнерадостный голос.
Я с ним лет семь не разговаривала, наверное. Голос, конечно, изменился, стал более сильным, что ли, мужественным, но интонации остались теми же.
— Привет, Вадечка, приехал?
— Ага. Рада?
— Рада, конечно. А ты чего на завод?
— Так у меня дело, да и ты же, всё равно здесь.
— Ладно, сейчас организую пропуск, постой там.
Минут через десять он вваливается в приёмную. Загорелый, светловолосый, похожий на молодого жизнерадостного жеребчика. На нём потёртые джинсы, кроссовки и рубашка «поло», обтягивающая могучие плечи.
— Ого, какой ты стал! Тебя чем там кормили на Севере, что ты так вымахал?
Я выхожу из-за стола и иду навстречу ему.
