Преследователи же, выбиравшиеся по ночам из могил, давным-давно не дышали, мертвые глотки десятки лет не издавали ни звука.

Лариса первой добежала до машины, почти сразу вслед за ней забралась в салон и Юля. Но радоваться было рано. Никита, который еще оставался на дороге, ощутил чье-то присутствие. Его обдало холодом – он словно оказался голым на морозе.

Жена завизжала, глядя ему за спину, и он весь сжался, готовясь ощутить ледяное смертоносное прикосновение.

«Не оборачивайся! Не останавливайся!»

Никита рванул на себя дверцу машины и нырнул внутрь.

– Поехали, пожалуйста, поехали! – причитала Юля. Лариса глухо рыдала.

Он заблокировал двери и повернул ключ, стараясь не смотреть, что происходит за окном. Твари обступили машину (как совсем недавно Олега), силясь добраться до людей внутри. Пальцы слепо шарили по стеклу.

– Что ты стоишь?

– Не заводится, – сцепив зубы, бросил Никита.

Юля, сжавшись в комок, плакала от ужаса.

Взгляд Никиты упал на маленькую иконку, прикрепленную к приборной панели. Он купил ее в церкви и приклеил сюда просто так, без особой веры, лишь отдавая дань традиции. Никогда не думал, что станет молиться, глядя на нее, он и молитвы-то ни одной не знал. Но сейчас, в эту минуту, впившись взглядом в светлый прекрасный лик, впервые в жизни прошептал:

– Помоги! Если ты есть, помоги нам выжить! Прошу тебя! – И снова повернул ключ.

Двигатель ожил. Свет фар пронзил тьму, что наползла на заброшенную дорогу, и машина тронулась с места. Никита чувствовал безмолвную ярость нежити. Твари еще продолжали хвататься за машину, тащились некоторое время вслед за ней – тощие угловатые фигуры, перекошенные рты, жадные руки. Но догнать, вернуть беглецов не могли.

Девушки заливались слезами – теперь уже от счастья.

Они ехали. Автомобиль набирал скорость, унося их прочь от страшного места, от того, что осталось от бедного Олега, от его машины, которую Никита почти успел починить.

Кажется, мертвецы все так же стояли вдоль дороги, глядя им вслед. Никита не смотрел и надеялся, что и Юля не смотрит.

Да, снова пришло ему на ум, есть вещи, которые лучше не видеть, и места, о которых лучше не знать.

Евгения Михайлова. Папина дочь

События и персонажи вымышленные. Все совпадения с реальными фактами случайны.

Мама называла Марину принцессой на горошине. Когда малышка еще не умела говорить, начинала вдруг кричать и крутиться в своей кроватке, мама сначала пугалась, мерила температуру, давала теплое питье, баюкала, успокаивала, но однажды решила перетряхнуть постель и обнаружила под простынкой ребенка маленькую сухую крошку. Убрала ее, положила дочку, и та сразу блаженно уснула. С тех пор родители бдительно следили, чтобы под ребенком не было ни одной складочки, никакой соринки. И убедились в том, что у них едва ли не самый спокойный ребенок на свете.

Сейчас Марине тридцать восемь лет, она дизайнер-оформитель, известный в профессиональных кругах, мать девочки-подростка, которая живет у бабушки в Болгарии, и бывшая жена человека привлекательного, но слишком слабого, нелепого и не приспособленного к осмысленной, упорядоченной жизни. Может, Марина и приняла бы все это, если бы не воспаленные реакции ее мужа Кирилла по совсем не вопиющим поводам. Иногда ее посещало подозрение, что Кирилл сильно сомневается в ее любви и собственной нужности. Брак Марины не получился, вероятно, и потому, что она была слишком ориентирована на свой идеал – семью родителей. На хранителя и защитника покоя дома – отца. Ее обожали так нежно, бессонно, безгранично и в то же время с таким уважением, умом, тактом и пониманием, что Марина, возможно, исчерпала отпущенный ей судьбой лимит любви. Она очень старалась, но не смогла проникнуться подобным чувством к своему слишком обычному мужу. И после неудачного замужества, из которого выбиралась с боями и муками, она стала настолько подозрительной и осторожной, что не было и мысли пробовать еще.

Рядом с ее компьютером на столе всегда стоит снимок: молодые мужчина и женщина с двух сторон обнимают ребенка лет пяти. Это очаровательная девочка с большими глазами, чуть вздернутым носиком и выражением спокойной уверенности на круглом личике с челкой. Она в забавном комбинезоне и полосатой кофточке, напоминающей тельняшку моряка. Да, Марина в детстве носила одежду, как для мальчика. Это нравилось и ей, и маме – главным образом потому, что отец называл Марину: «папин дочь». Он страстно ждал сына, но увидев новорожденную девочку, полюбил ее с отчаянием человека, чье время на земле ограничено. Папа Марины был летчиком, самолет которого разбился во время учений. После множества операций он вернулся домой, с тоской ожидая лишь тягостного, мучительного выживания. И вдруг стал отцом. И наделил свое дитя всеми возможными достоинствами. Его дочь была одна такая, даже лучше сына, о котором он мечтал.

Марина взяла в руки снимок и рассмеялась. Эти тельняшки, разные штанишки, машины рядом с куклами были их с мамой игрой и подарком папе за его немыслимую любовь. Марина даже перенимала у мальчишек их повадки и словечки. Папу это смешило и радовало. На самом деле родители были уверены в том, что их девочка – самая нежная, чувствительная и хрупкая из всех детей на свете, ее защита была их навязчивой идеей. Боже, как же к этому привыкаешь – к бесконечной, безграничной, ежесекундной защите тех, для кого нет ничего дороже твоего слова, дыхания, взгляда. Это самая трагичная зависимость, потому что однажды крепостная стена защиты растает вместе с главными, единственными хранителями такой драгоценности, как ты. Всем остальным людям на Земле невдомек, что ты такой бриллиант в раритетной оправе.

Папа Марины умер, когда она была на первом курсе института. Они с мамой готовились к такому исходу: давно откладывали понемногу деньги и купили маленький, уютный домик в Болгарии, чтобы мама, став вдовой, уехала в тихое место у моря, где меньше напоминаний о горе. А у Марины тоже появится выбор и приют для отдыха и на случай любой беды. Приют пригодился дочери Аленьке, которая безумно любила море и вернула безутешной бабушке счастливые времена детства самой Марины.

…В то утро Марина работала над сложным эскизом. Все было: и желание, и вдохновение. И вроде нормально получалось, но какой-то детали не хватало, что делало работу безупречной для постороннего взгляда и ущербной для самой Марины. Можно показывать заказчику, и ему понравится, вне всякого сомнения. Она учла и облагородила все его пожелания. Но то, чего не хватает, станет терзать ее, мешая