Шрифт:
Закладка:
Она проследила за взглядом детектива и увидела белую «Тойоту», припаркованную на другой стороне улицы. Начали собираться люди. Подъехала патрульная машина.
– Вы собирались сегодня куда-нибудь? – поинтересовался он.
Она покачала головой.
– Поработаю из дома.
– А ваш муж?
Что-то в том, как он это произнес, заставило ее содрогнуться.
– Он сейчас… мечется в поисках работы.
Мечется в поисках работы? Это звучало подозрительно. Но детектив просто кивнул – вежливо, нейтрально.
– В смысле, да, он будет дома, я хотела сказать. – Грэм напряженно застыл в темноте коридора.
– Мы можем вернуться с новыми вопросами, – предупредил детектив. Ей показалось, или в его тоне прозвучало что-то еще? – Мы были бы очень признательны, если бы вы оба оставались дома.
– Конечно. Мы будем здесь.
Детектив отправился прочь, а она закрыла входную дверь.
– Селена, – снова позвал ее Грэм.
Она услышала, как на кухне завибрировал ее телефон, и унеслась прочь от мужа, мгновенно переходя в режим кризисного управления. Она позвонит матери и попросит ее на несколько дней забрать мальчиков – пока все не уладится. Потом позвонит Бет и изложит ей ситуацию, стараясь… не углубляться в детали. Уилл был адвокатом – и следующим на очереди. Не то чтобы они нуждались в адвокате. Но мало ли. Уильям любил повторять: «Если у вашей двери полиция, а вы не звоните своему адвокату, вы отказываетесь от положенных вам прав». Раньше это звучало для нее весьма театрально – очень по-адвокатски. Пока не зазвучало как дельный совет.
Схватив телефон, она увидела на экране сообщения с уже нового неизвестного номера.
Эй, детка.
Как проходит твой день? Есть время
выпить после работы сегодня вечером?
Кстати, это Марта.
Из поезда.
Энн
Энн провела пальцем по бриллиантовому браслету, обвившему ее тонкое запястье. Украшение от «Тиффани» из коллекции «Виктория». Сами бриллианты были маленькими – меньше карат у «Тиффани» не встречалось. Но все же. Наверняка он стоил больше десяти тысяч. Даже около пятнадцати. Проникавшие сквозь окна лучи солнца отражались от драгоценных камней, отбрасывая на стены и потолок радужные блики. Денежная компенсация от Кейт должна была ее удовлетворить. Компенсация и выражение лица соперницы. Но ей почему-то было этого мало.
– Тебе нравится, дорогая? – спросил Хью. Она наслаждалась тем, что, будучи пойманным, в этой непростой, подвешенной ситуации с Кейт, он все еще не мог устоять перед ней. Власть была восхитительна на вкус.
– Очень нравится, – выдохнула она. – Он прекрасен.
Мошенничество. Аферы. Такой старомодный стиль жизни – прямо как в нуарных романах и черно-белых фильмах.
Стиль жизни какого-нибудь нигерийского принца, ищущего помощи издалека: «Только назови мне свой банковский счет – и я переведу тебе состояние, щедро отплачу за услугу!» Как игра в наперстки[24]: «В следующий раз ты точно угадаешь!» Как наживка для простака: «Эй, приятель! Это ты обронил бумажник? Ого, ты только посмотри, сколько тут денег!» Дурака можно было обобрать сотней разных способов. И не всегда добыча переводилась в денежный эквивалент. Иногда игра велась ради острых ощущений, ради тешащего душу осознания близости, доверия, получения от жертвы того, чем он и не думал делиться. Раньше не думал – пока не возжелал отдать.
– Честного человека надуть не выйдет, – говорил папуля.
И был прав – хоть и не до конца. У Энн сформировался свой собственный взгляд на вопрос. Надуть не получалось только тех, кто ничего не хотел, кто не был готов ступить в серую зону дозволенного в погоне за своими мечтами. Надуть не получалось людей, чуждых желаниям и нуждам.
Взять, к примеру, Хью. Он считал, что соблазнил Энн. Но разве не она склонила его к этому – мягко, деликатно? Пусть даже она пришла в фирму, чтобы работать, идти прямой дорогой, как любил говорить папуля. Разве не она тут же разглядела возможность, хоть и подсознательно? Она сразу поняла, что Хью за человек. Лобовая атака с ним бы не сработала. Ему было необходимо чувствовать, будто ситуацию контролировал он.
Она приправляла их общение щепоткой лести: «Ты научил меня стольким вещам!» Притворялась в меру ранимой – даже позволила ему застать себя плачущей из-за расставания с парнем. (Которого у нее никогда не было. Как и искренних слез. Уж точно не из-за мужчины.) Становилась слишком близко, когда оказывалась с ним в лифте. Пару раз якобы случайно касалась его руки своей. Совсем ненавязчиво. Она вела себя ненавязчиво. Возможно, слишком ненавязчиво. Некоторое время она даже думала, что ошиблась. Что он верный муж, влюбленный в свою жену.
Пока его рука не оказалась на ее колене, а ее план пройти прямой дорогой не вылетел в трубу.
«Понимаешь, о чем я говорю, котенок? Тигру не дано стереть с себя полоски».
Чего хотел Хью? Он хотел чувствовать себя желанным. Хотел снова стать молодым. Хотел иметь что-то свое – что-то, не принадлежащее Кейт. Это было на редкость волнующее чувство: знать его слабости, исполнять его желания – чтобы потом лишить его этой радости.
Энн и Хью лежали на двуспальной кровати, из окон их гостиничного номера открывался вид на Центральный парк. Она наслаждалась изысканным вкусом шампанского, наблюдая за пузырьками в бокале.
Он несколько дней неуемно строчил ей сообщения.
Мне так жаль, Энн. Прости меня.
Я не могу ее бросить. Я ей нужен.
Она… нездорова.
Я не могу перестать думать о тебе.
О боже. Пожалуйста, давай встретимся.
Энн.
Я в отчаянии.
Ей это льстило. На самом деле ей даже нравился Хью – а такое случалось редко. Он был изобретательным любовником, поддерживал себя в отличной форме, вел себя щедро и нежно. Обладал неплохим чувством юмора. Энн понимала, почему Кейт так крепко за него держалась: большинство мужчин в глубине души были чудовищами. Но только не Хью. Он в глубине души был маленьким мальчиком.
Он заботливо убрал упавшую на ее глаза прядь волос, коснулся щеки.
– Я задыхался без этого. Без тебя.
– Этого больше не повторится, Хью, – сказала она, напустив на себя обиженный вид. – Я не стану твоей любовницей. Раньше я думала, что когда-нибудь мы будем вместе. По-настоящему вместе.
