Взрослые врали. Очень часто.

Врали про еду: «Только попробуй! Вкуснятина!»

Врали про уколы: «Как комарик. Ты даже не почувствуешь!»

Оливер знал, что подслушивать под дверью – нехорошо. Но он все равно остался.

– Но ведь, вероятно, все в порядке? – Мама казалась взволнованной. – Возможно, она просто встретила кого-то. Потеряла счет времени.

– Трудно сказать, – ответил ей незнакомец. – Одно дело – пропустить встречу с сестрой. Но мне не нравится, что она не пришла на работу. Она не кажется безответственной.

Мама с папой нахмурились. Оливер подошел еще ближе к двери, хотя и обещал присмотреть за Стивеном.

– Миссис Мерфи, – обратился к маме незнакомец. – С вами все в порядке?

Взрослые всегда утверждали, будто все в порядке, даже когда это было не так.

Мама говорила, что в порядке, даже когда плакала. Пасхальный кролик, Санта-Клаус, Зубная фея. Все было враньем. Он узнал это в школе от Илая, который был на год старше их всех, даже Оливера, несмотря на то, что он поздно пошел в детский сад. Илай был второгодником, все об этом знали, но не осмеливались говорить вслух. Потому что Илай был большим и злым и умел по-быстрому вдарить, пока учителя не видят. Поначалу Оливер не поверил ему.

– Ну, давай, – подначивал его Илай, – спроси у мамки про Санту.

Он спросил.

– Люди, которые не верят в Санту, не получают подарков, – сказала мама. И даже Оливер понимал, что это не ответ.

– Поклянись Богом, что Санта существует, – настаивал он.

Отвернувшись, мама объяснила:

– Во все то, что не можем увидеть или потрогать, нам остается только верить. Нельзя сказать, что Санта существует или не существует. Он порождение волшебства.

Волшебства.

А волшебство, значит, существовало?

– Почему ты спрашиваешь? – поинтересовалась мама. Он рассказал ей про Илая. На ее лице застыло то выражение, которое обыкновенно появлялось, когда она пыталась скрыть раздражение.

– Знаешь что? – не выдержала она. – Всегда найдется кто-то, кто попытается испортить тебе жизнь. Не позволяй таким людям вторгаться. Ладно? Наслаждайся сказками и не волнуйся о том, реальны ли они. Идет?

Он согласился: ему нравилось получать подарки, пасхальные корзинки и деньги, которые оставляла Зубная фея. Но понял, что Илай, каким бы он ни был хулиганом и как бы ни стремился испортить другим жизнь, сказал правду.

Они врали.

Пока Стивен сидел перед телевизором, Оливер стоял под дверью и слушал, как родители разговаривают с незнакомцами. Отец соврал насчет ссадины на лбу. Соврал насчет забора. Наверное, насчет шкафа он тоже соврал – папа не был мастером на все руки. За починку ограды он вообще взялся скорее в шутку – работник из него был совсем никудышный. На «Дерби соснового леса»[23] гоночная машинка Оливера была худшей, ни в какое сравнение не шла с машинками других участников. Но он не переживал, ведь делать ее было весело. Стивен тогда так таращился на их забавное шатающееся творение. Нет уж, никто в здравом уме не станет просить папу помочь по хозяйству.

Мама врала, что все в порядке, – она говорила выше, чем обычно, а улыбка казалась фальшивой.

Она соврала насчет папиных «мужских» выходных.

А папа соврал насчет дверного звонка. Сказал полицейским, будто видео нет. А Оливеру и Стивену он говорил, что камеры все записывают. И именно поэтому он всегда узнавал, что они плохо себя вели, даже когда не видел этого собственными глазами. Во всяком случае, так он сказал Оливеру и Стивену.

– Я всегда за вами наблюдаю! – рычал он, гоняясь за ними по коридору. А они с визгом бросались врассыпную.

Он соврал им? Или врал детективам?

Оливер подошел еще ближе. Он мог быть очень тихим и неподвижным. Иногда родители забывали о его присутствии. Как сейчас.

Сегодня Женева не отвезла их в школу, мама не пошла на работу, а папа вел себя так же, как вел всегда, когда рядом оказывались другие мужчины: чересчур громко разговаривал и то и дело разражался смехом. Что-то было не так.

Оливер видел, как в пятницу Женева выходила из их дома – он каждый вечер наблюдал за ней из окна своей спальни. Он даже снял видео на айпад, потому что именно этим они со Стивеном занимались в тот вечер в своей комнате, иногда прерываясь на ругань: делали короткие ролики друг с другом и загружали их в приложение, которое воспроизводило запись задом наперед. В нем можно было посмотреть, как ты взлетаешь на кровать или спиной пробегаешь через дверной проем. Потом они переключились на замедленный режим и стали снимать видео со степенно летающими по комнате мягкими игрушками. Поэтому он решил запечатлеть и уход Женевы.

Ему было интересно, куда она уходит после работы. Он много раз пытался вообразить, где она живет.

– Где ты живешь? – как-то раз спросил он у Женевы. – В доме?

– В замке, – ответила она. – На высоком холме.

– Нет, неправда, – упирался он. – В округе нет никаких замков.

– Уверен?

– А домашний дракон у тебя есть? – встрял Стивен.

– Глупый вопрос, – осадил его Оливер. – Она живет не в замке. И дракона у нее нет.

Женева рассмеялась. Ее глаза заблестели, а ярко-розовые губы растянулись в улыбке. Лицо Женевы было сплошь усыпано веснушками, проступающими даже на всегда румяных щеках.

– Я живу в обычной квартире, глупыши. Примерно в двадцати минутах отсюда.

– Ты замужем?

– У тебя есть дети?

– Или собака?

– Нет, нет и нет.

– Тебе не бывает одиноко? Раз ты живешь совсем одна…

Женева поставила перед ними по тарелке с горячими сандвичами с сыром и яблоками. Оливеру нравилось, что она разрезала их по диагонали – прямо как мама. Папа разрезал их на прямоугольные половинки – или не разрезал вовсе. Оставлял большими и квадратными. Иногда у него даже не хватало терпения расплавить до конца сыр. А иногда он кормил их подгоревшими сандвичами, за которыми не уследил, потому что отвлекся на телефон.