Шрифт:
Закладка:
– Я преследовал этого жалкого подонка почти пятьсот лет! Фо! Всегда на шаг позади. Потом лет пятьдесят или около того я вообще ничего о нём не слышал, пока какой-то дан-христианин и его подкидыш не навели меня на его след.
Гримнир рассказал Дисе, как он взял заложницу-христианку в зеландской пещере в Дании, прошел по опасным ветвям Иггдрасиля, чтобы добраться до Англии, и выторговал у лорда ландветтира разрушение стен Бадона за эту заложницу. Затем он замолчал, чтобы осушить рог эля.
– Значит, ты нашёл эту любительницу псалмов в пещере, – сказала Диса. – Как её звали?
– Этайн, – пробормотала Халла. Мутные глаза троллихи заблестели озорством.
– Так, ты нашёл эту Этайн в пещере, схватил её и потащил за собой… потому что она знала местные земли и говорила по-английски?
Гримнир опустил пустой рог и вытер пену с губ. Его ноздри раздулись.
– К чему ты клонишь, птичка?
Диса махнула рукой, надеясь избежать гнева Гримнира.
– Не злись. Я просто хочу всё понять.
– Она знала эти поганые земли! – Гримнир подчеркивал каждый слог коротким, яростным ударом костяшек пальцев по деревянному подлокотнику своего стула. – Говорила на этом поганом языке! Что из этого ты не можешь понять пустым пространством между ушей?
Диса рискнула искоса взглянуть на Халлу в поисках поддержки. Однако троллиха не оправдала надежд; её изборожденное морщинами лицо оставалось бесстрастным, пока она вела иглой по подолу туники.
– Ну, – Диса облизала губы и тяжело сглотнула, – если честно, ничего. Ты говоришь, что эта Этайн была нужна тебе, но всё же ты достаточно хорошо говоришь на их языке. Ты мог там сориентироваться и открутить голову первому попавшемуся норвежцу, чтобы все разузнать. И всё же ты забрал какую-то коленопреклоненную девку из пещеры и потащил с собой по ветвям Иггдрасиля… просто так?
На этом единственный глаз Гримнира заполыхал огнём.
– Просто так, да? Какая же ты идиотка, птичка. Просто так? По той же причине я вытащил тебя, мерзавку, из грязи! Почему решил – против своего желания, прошу заметить, – научить тебя искусству войны каунаров!
– И по какой же?
Гримнир наклонился вперёд. Тень и свет от тлеющих углей придавали его острому волчьему лицу довольно зловещий оттенок. Он медленно произнёс каждое слово своего ответа, оскалив зазубренные жёлтые клыки.
– Потому что могу!
В этот момент напряжение в воздухе казалось смертельным, словно вокруг горла Дисы стянулась верёвка. Было разумнее просто держать рот на замке, принять ответ Гримнира молчаливым кивком и оставить все как есть. Но она не могла отрицать невысказанную насмешку в его резком голосе – он бросал ей вызов. Диса облизнула губы. К Хель благоразумие! Но как только она поднялась, чтобы ответить на его насмешки, Халла прервала её:
– И это, – сказала троллиха, – самый важный урок вечера. Радуйся, дитя, ибо ты узнала правду, закрытую для многих смертных.
Внезапно Диса почувствовала, что напряжение спало; верёвка ослабла, и ей стало легче дышать. Гримнир откинулся на спинку стула, сжав губы в едва сдерживаемой насмешке. Он фыркнул. Диса нахмурилась и повернулась к Халле.
– Какую правду?
– Три этих слова высечены на надгробии каждого каунара. Три слова, которые подытоживают всё их существование. Три слова, слетевших с губ самого Спутанного Бога, Отца Локи. Задумайся о мотивах каунара, дитя, загляни внутрь и увидишь три слова, выжженные на их чёрных сердцах: потому что могу!
На это Гримнир лишь кивнул. Весь оставшийся вечер он молчал. И когда Диса засыпала, то увидела силуэт Гримнира – сгорбленный и неподвижный, тот восседал над картиной из пепла и тлеющих углей, как побежденный король над остатками своих владений.
На вторую неделю Диса стала выносливее, поэтому Гримнир изменил тренировку. Он назвал знаки вдоль тропы, чтобы она больше разбиралась на местности, – тропа начиналась у выступа, который он назвал скалой Двух козлов, затем, через лес, на страже над голыми хребтами стоял древний, покрытый мхом ясень под названием дерево Ётуна; мыс, который служил серединной меткой, Гримнир прозвал Клыком, а каменистую и крутую тропу, спускающуюся к берегу озера, – Лестницей Хель. Устье ручья он называл Отстойником, а узкие расщелины, ведущие к болоту, – Яйцеколами. «Доберись до дерева Ётуна незамеченной», – говорил ей Гримнир. Или: «Попробуй помешать мне дойти до Клыка».
Их пробежки превратились в драки и заканчивались только тогда, когда Диса, запыхавшись и истекая кровью, возвращалась в дом. Она ползла к Халле с рваными ранами и ушибами, сломанными пальцами и растянутыми мышцами, волдырями и ссадинами; когда-то с треснувшими ребрами, а в другой раз – с вывихнутым плечом. Халла всё зашивала, вправляла, смазывала травяными мазями или накрывала тряпками. Троллиха также лечила язвы и сыпь, которые появились на плечах и боках Дисы из-за слишком длительного ношения доспехов. И пока та работала, Диса – подобно скальду, описывающему могущественные деяния, – рассказывала ей историю своих дневных битв.
Одним вечером, ближе к концу четвёртой недели, она пришла к Халле необычайно тихой. Девушка оставалась задумчивой, пока троллиха смывала кровь с пореза на её левой щеке, а потом ловкими пальцами стянула рваные края раны.
– Это явно не клинок, – сказала Халла, посмотрев на девушку, её лоб накрыла тень хмурых морщин. – Навершие?
– Ветка, – ответила Диса. Девушка вздрогнула, когда Халла принялась аккуратно зашивать порез; казалось, эта боль пробудила её от усталости. – Он лежал в засаде между деревом Ётуна и Клыком, готовясь всадить в меня стрелу, если я покажусь на гребне. Я не высовывалась и держалась деревьев… похоже, одному из них не понравилось моё вторжение. Я думала, оно мне глаз выколет.
Губы Халлы поднялись в лёгкой улыбке.
– Надо быть осторожнее, дитя. Некоторые ландветтиры до сих пор живут среди нас. Они спят и видят сны о древности, их опасно будить.
– Как и тебя, – ответила Диса. Она ненадолго замолчала, но потом продолжила: – Халла, это правда, что ты не можешь отсюда уйти?
Халла перевела взгляд с раны на пристальные глаза Дисы.
– Тебе рассказал Гримнир?
– Он сказал, что тебя здесь заточила твоя кровь.
– Заточила? – фыркнула троллиха. – Значит, он совсем идиот, раз считает, что я чья-то заложница. Но в чём-то он прав: в моих жилах течёт кровь Ярнвидьи, матери моей матери и гневный свет Сола превращает всех дочерей Ярнвидьи в камень, какими мы и были при Имире. Я должна идти ночами, а днём искать убежище. Но этого не делаю.
– Почему?
На какое-то время Халла замолчала. Её пальцы легко управлялись с тонкой золотой иглой – протыкали и тянули, протыкали и тянули. Затем она тихо заговорила:
