Я так глубоко в нем погрязла, что уже не могла взглянуть на него трезвыми глазами. Глаз плохо видит то, что находится слишком близко: строки газетных статей превращаются в черные полосы на белом фоне, цвета сливаются в одно яркое пятно, детали смазываются и теряют очертания. Жизнь подхватила меня и понесла, как ветер подхватывает клочок бумаги. Он залетает на крыши домов, парит в воздухе, а потом опять падает на мостовую.

Прогуливаясь между клумбами с ноготками, я вдыхала соленый аромат моря. Легкий бриз шевелил прически пальм и поигрывал плетями ракитника, обвивавшего стены.

В тихой бухте сновала хрупкая рыбацкая лодочка, ее фонарь освещал сгущавшиеся сумерки. Небо сливалось с морем.

Пока я наблюдала за лодочкой, Англичанин подошел ко мне сзади и обнял; я прижалась к нему.

— Все готово, чтобы доставить удовольствие синьорине Фьоре, если только вы пожелаете вернуться в дом.

Мы в обнимку побрели к вилле.

Англичанин превратил кухню в сказочную пещеру. Повсюду мерцали свечи, лилии в вазах источали дурманящий аромат. Всевозможные запахи, вырывавшиеся из кастрюль на плите, возбуждали аппетит.

У меня во рту и между ног сделалось мокро.

— А теперь, любовь моя, — сказал Англичанин, — пока я наведу финальный блеск, прощу тебя раздеться.

Я почувствовала дрожь в глубине своего тела и начала раздеваться. Медленно, вызывающе расстегнула пуговицы на платье и выскользнула из него. Я чувствовала на себе взгляд его голубых глаз, когда снимала лифчик. Корсета я лишилась в нашу первую ночь, когда Англичанин распаковал меня при помощи ножа. Я знала, что великолепна, и не испытывала ни тени смущения. От возбуждения мои соски набухли и затвердели, по ногам текла блестящая жидкость.

Я начала ласкать Англичанина так, как ему нравилось. Он уже говорил, что мои прикосновения подобны ангельской игре на арфе.

— Роза, не отвлекай меня, когда я готовлю. Мне трудно сосредоточиться. Иди и залезь на стол. Я сейчас приду.

Я взобралась на стул, с него — на стол.

И вот я роскошно возлежу на дубовом столе, и прохладная шелковистая столешница прилипает к моему обнаженному телу Крестец, бедра, ягодицы. Эта ночь-кульминация, завершающий урок. При свечах я вижу, как Англичанин осторожно бродит среди теней в дальнем конце кухни, и позвякивание его кастрюль изредка перемежается звуками летней ночи — жужжанием москитов и криками ослов.

Наконец все было готово, и Англичанин подошел, неся закуску — поднос с упитанными устрицами.

Я отметила, что он снял рубашку и был теперь совершенно голый. Он заботливо подложил мне под голову маленькую подушечку и стал раскладывать устрицы на моем теле. Они были мягкие, прохладные, влажные и скользили по коже. О, это оказалось самое удивительное, самое чувственное ощущение, которое я когда-либо испытывала.

Англичанин разместил их на моей шее, вокруг и между пышных грудей, на изгибах живота и на маленьком пучке лобковых волос. Несколько штук пристроил мне между ног, а остальные разложил с равными промежутками на бедрах, коленях и икрах. Было очень трудно лежать смирно. Момент оказался столь эротическим, что я почти достигла оргазма.

Англичанин прищурился и отступил назад, оценивая всю картину, кое-где подправил композицию на своем живом блюде. А когда остался доволен, засосал первую устрицу прямо с моей ноги. Я почувствовала, как его бакенбарды щекочут мне кожу. Сочетание колючести со скользкой нежностью устриц так возбуждало, что я дернулась и чуть не испортила всю картину.

Держа устрицу губами, он положил ее мне в рот. У нее был вкус моря, соленых зелено-синих глубин. Я проглотила ее и почувствовала, как она медленно скользит по горлу, а потом проскакивает дальше.

После этого Англичанин залез на стол, начал ртом собирать устрицы, которыми покрыл мое тело, и по очереди кормить то меня, то себя, поднимаясь все выше и выше.

Я до того возбудилась, что почти обезумела. Казалось, я тону в медовом море и мед заполняет все тело, засасывает меня.

Величественный фаллос Англичанина терся о мою возбужденную плоть, и я громко пыхтела от нестерпимого желания утолить муку вожделения. А он все кормил меня, неторопливо и старательно.

Наконец все устрицы были проглочены, а я дошла до полного изнеможения и пика вожделения. Англичанин обтер меня салфеткой, смоченной в ледяной воде, чтобы истребить рыбный запах. Из меня вытекло столько вагинальных выделений, что жидкость капала с края стола, а я все продолжала мокнуть, обрушивая на пол серебристые ручейки.

Во время короткого антракта, когда Англичанин подал il primo, мои мысли переключились на сослуживцев: директора, развязную Констанцу и остальных библиотекарей. Интересно, что бы они подумали, увидев меня здесь и сейчас — фригидную старую деву, потешную девственницу синьорину Фьоре, — распростертую нагишом на столе у Англичанина, и его, поедающего устрицы прямо с моей обнаженной плоти? А что подумала бы приставучая Бабуля Фролла, или мои соседи с виа Виколо Бруньо, или этот извращенец синьор Риволи? Я улыбнулась, представив себе их праведный гнев и подумав о своей замечательной тайной жизни. Всегда обожала любовные тайны.

Эти размышления были прерваны появлением pasta. Англичанин явно усвоил мои кулинарные уроки и приготовил свои собственные спагетти. Правда, не такие удачные, как мои, но все-таки он очень старался и потратил много времени.

Англичанин сотворил великолепное рагу из мяса и помидоров с большим количеством чеснока. Я наблюдала за тем, как он добавляет к нему соус и спагетти. Убедившись в том, что блюдо уже не слишком горячее, он разложил его на моем теле. Какой это был кошмар! Мои пышные формы были сплошь покрыты рагу со спагетти. Потом, взгромоздившись на меня. Англичанин принялся всасывать длинные спагетти и глотать их, в результате чего тоже весь перемазался соусом, который налип ему на усы, подбородок, грудь, живот и ноги. Меня он кормил с рук, просовывая еду между приоткрытыми губами. Это было божественно. М-м-м! Чудесный соус, много чеснока, нежные кусочки мяса.

— Ну как? — смущенно спросил он.

— Чудесно. Просто чудесно.

Блюдо получилось отменное, мы оба купались в нем. Я жадно всасывала спагетти. Англичанин вплел их мне в волосы. Спагетти были у меня в ушах, в глазах, повсюду.

Дочиста вылизав друг друга от соуса, мы дали зарок никогда в жизни не есть спагетти с тарелок. Куда лучше делать это вот так.

Потом перепихи к il secondo — нежнейшей молодой телятине в грибном соусе, с гарниром из шпината и зеленого горошка.

В этот раз я настояла на том, чтобы Англичанин сам лег на стол. Я порезала мясо на мелкие кусочки и разложила их на животе и бедрах Англичанина.

С каким