Кто-то может за жизнь переехать двадцать раз. А кто-то живет на одном месте. Я принадлежу и к тем и к другим. Я мог подолгу не менять место жительства, но потом переезжать из одного в другое. На этот раз я хотел построить дом полностью с нуля. На выбранном мною участке не было ничего, кроме старой, разрушенной войной и временем постройки. Она была полностью заброшена, поэтому я снес ее, а старые кирпичи использовал для нового дома.

Сначала мне хотелось чего-то современного, но в итоге я спроектировал вполне традиционный дом, соблюдая особенности архитектуры этого зеленого пригорода Будапешта у заповедного леса. Будапешт разделен Дунаем на две части: Буда – холмистая, зеленая, просторная, и Пешт – равнинный, с плотной городской застройкой. Раньше состоятельные люди, у которых были большие квартиры в городе, переезжали на лето в Буду. Дома здесь традиционно имеют цокольные этажи со стенами из очень прочного камня. Я использовал для постройки старые кирпичи и сделал высокую черепичную крышу с выступом, который защищал неоштукатуренные стены от дождя. Когда было солнечно, она создавала в доме интересные тени. Участок был очень красив – зеленый, с большими старыми деревьями. И снова мы разбили пышный, роскошный сад, который в хорошую погоду практически превращался еще в одну комнату.

В этот раз я не стал строить бассейн, а добавил отдельную оранжерею. Как раз в то время я начал собирать суккуленты и кактусы, и сегодня у нас все еще есть их коллекция, от самых маленьких до гигантских, похожих на деревья.

В конце концов, когда младшая дочь от нас уехала, а большой дом и сад стали требовать много ухода, было решено поменять наш дом на меньший. Мы решили выбрать место повыше, где больше солнца и шире обзор. Как раз в это время неподалеку продавался участок, куда хорошо мог вписаться небольшой современный дом. У моей жены отменное чувство вкуса, и над дизайном этого, вполне возможно, последнего нашего дома мы работали вместе. Он менее традиционен и очень минималистичен. Мы использовали такие материалы, как гранит и нержавеющая сталь, которые не требуют особого ухода и могут прослужить долго. Наш дом черного цвета с небольшими белыми вставками, что может показаться немного странным. Он вертикальный – пять этажей, и, чтобы в возрасте не подвергать себя опасности на лестнице, мы установили лифт. Это дом для тех, кто живет без детей. Но поскольку у нас уже шестеро внуков, в цокольном этаже для них оборудовано специальное пространство, где они могут играть.

Я считаю, что дом может рассказать о хозяевах больше, чем общение с ними. Я много узнаю о людях, глядя на их жилище не просто как на здание. Когда я вспоминаю свои четыре дома, то понимаю, что каждый что-то говорит об определенном периоде моей жизни. Если я закрою глаза, то могу бродить по каждому из них и наблюдать тени на лестницах, виды из окон, вспомнить некоторые ответственные моменты проектирования и стройки и посмотреть на моих маленьких детей, сидящих за обеденным столом.

Чтобы вернуться, сначала необходимо уйти. О «возвращении» Куба всегда ходило много разговоров, но в моем мире он никуда не уходил. Несмотря на тот некролог Кубу в The New York Times, я этого не чувствовал. Я никогда не смотрел на мир как на торговую арену, поэтому успех Куба не измерялся для меня долларами. В восьмидесятые годы мне не приходилось режиссировать события. Я был простым актером, а не звездой. Когда ты лишь часть репертуара, ты не можешь знать, сколько людей в зале и сколько билетов продано. Так что эти вопросы меня не касались.

Дело в том, что Куб продолжал существовать, даже без интервью, заоблачных продаж и огромного внимания СМИ. Шума стало меньше, а склады были забиты кубиками. Мы обсуждали предстоящий трехлетний период. Куб был объявлен мертвым в 1982 году. Но, как выяснилось, он не умер, а только спал. И к 1986 году произошло его воскрешение.

В те годы я был еще молод и не планировал завершать свой путь, для меня это было все еще начало жизни. Я не хотел быть бывшим, потому что не был им. Поэтому я начал придумывать другие головоломки. Я руководил фондом изобретателей. Моя жизнь того периода была наполненной и счастливой, а Куб тем временем планировал свой следующий выход. Первые признаки жизни появились в 1986 году, когда мы начали работать с новым дистрибьютором. Любопытно, что запасы, которые томились в магазинах, к этому времени исчезли, потому что люди стали его покупать, и появились новые заказы. Но устойчивый успех вернулся в середине 1990-х годов, а на рубеже веков Куб стал сильнее, чем когда-либо. Это не было повторением помешательства, не было лихорадкой или ностальгией. Это был стабильный, здоровый и непрерывный рост. Новое поколение подростков девяностых, многие из которых еще даже не родились в эпоху первого взлета Куба, увидело в нем нечто знакомое и в то же время новое.

С тех пор как Куб вошел в мою жизнь в Будапеште в 1974 году, я чувствовал себя похожим на старого резчика по дереву Джеппетто. Я наблюдал, как с ростом популярности мое творение оживает, наполняясь озорством и страстью к приключениям. Как и Пиноккио, мой Куб ушел от своего отца. Он не только стал независимым, но и показал себя во многих отношениях моей противоположностью. Куб любит внимание, а я нет. Он готов взаимодействовать со всеми, для меня это не всегда легко. Он амбициозен, а мне это несвойственно. Я могу показаться странным, описывая таким образом неодушевленный объект, но считаю, что каждый кубер независимо от того, новичок он в этом процессе или нет, развивает с Кубом определенные отношения. На пике первой волны его популярности вышла книга «Не очередная книга про Куб» (Not Another Cube Book), где была глава «Мы ненавидим Куб». Для меня это было важнейшим доказательством того, что он не только приятен или нравится людям. Они его любят.

Как может Куб вызывать такие сильные эмоции и привязанность? Есть несколько факторов, которые помогают установить эти практически родственные связи. Один из ключевых – подвижность Куба. Связь между движением и жизнью настолько сильна, что даже неорганические предметы, способные двигаться, мы склонны отождествлять с живыми. Присвоение чему-либо имени – это также выражение связи, помогающее нам взаимодействовать. В мире природы чем свободнее движение, тем сильнее тенденция к антропоморфизации, поэтому птица для нас живее дерева, однако мы очеловечиваем и деревья, говоря, что их корни «держатся за землю». Цвета, движение и тепло рук, которые его держат, – все это создает динамическое ощущение Куба. И я полагаю, что это свойство, присущее всем живым существам, является проявлением чрезвычайно сильной воли. Куб упрям, он не сдается. Мы можем победить его, только научившись говорить с ним на одном языке. И все больше людей увлекает его изучение.

Поначалу я считал, что Куб – это не что иное, как материальное выражение идеи, не более того. Одновременно и воплощение мысли, и выражение образа мышления. Но по мере того, как он распространялся по всему миру, было все труднее отделить культурные, коммерческие и художественные слои, которые проявились за время его почти полувекового путешествия.

В период помешательства я начал собирать все, какие только мог найти, упоминания о Кубе в глобальном масштабе. Я продолжаю этим заниматься и сегодня, но даже с гигантским количеством материала мой список далек от завершения. У меня есть массивные папки, содержащие разнообразные свидетельства его популярности. Среди них – обложки журналов, книги и фильмы, искусство, архитектура, дизайн, чемпионаты по кубингу, рекорды, самые быстрые способы сборки в разных положениях кубера. Существуют соревнования и клубы, картины и скульптуры, граффити и рисунки на асфальте, рэп, классическая и симфоническая музыка.