Валентайн. Как жаль, что ваша мать не вдова! Она стоит полдюжины таких, как вы.

Глория. За все время это первый раз, что вы сказали путное слово.

Валентайн. А, бросьте! Говорите скорее, что вам нужно, и отпустите меня.

Глория. Я хочу сказать лишь вот что: сегодня вы на какой- то один момент заставили меня опуститься до вашего уровня. Но неужели вы не понимаете, что если бы такое со мной когда-нибудь уже случалось, я бы знала, как уберечься, была бы начеку, знала бы о своей проклятой слабости?

Валентайн (с жаром напускается на нее). Не смейте говорить об этом в таком тоне! Мне ни до чего нет дела, кроме того, что вам угодно называть вашей слабостью! Вы думали, что вы в полной безопасности, да? Что вас спасут ваши передовые идеи? Ну, а мне, видите ли, пришло в голову поразвлечься: подошел и без особого труда с этими вашими идеями разделался.

Глория (дерзко, поняв, что он теперь в ее руках). Скажите на милость!

Валентайн. Вы спросите, зачем мне это понадобилось? Меня увлекла мысль разбудить ваше сердце, расшевелить вашу душу. Почему эта мысль меня увлекла? Потому что природа, с которой я вздумал было шутки шутить, не захотела шутить со мной. В решительную минуту чье сердце проснулось? Чья душа расшевелилась? Кто был задет за живое? Мое сердце, моя душа, я сам! Я не помнил себя от блаженства! А вы? Вы почувствовали себя оскорбленной, шокированной — и только. Вы всего-навсего обыкновенная барышня, — такая обыкновенная, что никогда бы не позволили каким-нибудь безобидным морским офицерам того, что позволили мне. Вот и все. Не стану утруждать вас светскими извинениями. Прощайте. (Решительно направляется к двери.)

Глория. Стойте!

Он задерживается.

Ах, поймете ли вы меня, если я вам скажу правду? Не примете ли вы это за кокетство?

Валентайн. Вздор! Как будто я не знаю, что вы собираетесь сказать! Вы не считаете себя обыкновенной и хотите сказать, что я был прав,—у вас есть душа. Что ж, вам приятно так думать. Она отворачивается.

Ну, хорошо, я допускаю, что вы не совсем обыкновенная девушка, — вы умная девушка!

Глория подавляет гневный возглас и делает шаг вперед. Но вас еще не разбудили. Вы ничего не чувствовали, да и сейчас не чувствуете. Это моя трагедия, а не ваша. Прощайте! (Поворачивается к двери. Она смотрит на него; мысль, что он может выскользнуть у нее из рук, повергает ее в ужас. Готовясь уже открыть дверь, он оборачивается и протягивает ей руку.) Расстанемся друзьями?

Глория (испытывая огромное облегчение, но тотчас демонстративно поворачиваясь к нему спиной). Прощайте. Надеюсь, вы скоро оправитесь от раны.

Валентайн (пораженный радостным открытием, что хозяин положения все же он, а не она). Я-то оправлюсь. Подобные раны скорее полезны, нежели вредны. В конце концов у меня остается моя собственная Глория.

Глория (резко оборачивается к нему). Это какая же такая ваша Глория?

Валентайн. Глория, созданная моим воображением.

Глория (гордо). Ну и берегите себе свою Глорию, свою выдуманную Глорию! (Чувство, однако, начинает брать верх над гордостью.) Настоящая же Глория, та Глория, которая была оскорблена, застигнута врасплох, которая была в ужасе — да, да, это сущая правда! — которая чуть с ума не сошла от стыда, когда почувствовала, что теряет всякую власть над собой при первом же столкновении с… с… с… (Кровь приливает к ее щекам. Она закрывает лицо левой рукой, правой же опирается на его левое плечо.)

Валентайн. Берегитесь! Я, кажется, снова теряю голову! Собравшись с мужеством, Глория отнимает руку от лица и кладет ее на его правое плечо, поворачивая его к себе и глядя ему прямо в глаза. Он взволнован, пытается протестовать.

Глория! Будьте же разумны! К чему все это? Ведь у меня ни гроша за душой.

Глория. Неужели вы не можете зарабатывать, как люди? Валентайн (и обрадован и испуган одновременно). Я никогда не посмел бы… Вы были бы несчастны… Любовь моя, дорогая! Но ведь я был бы последним авантюристом, охотником за приданым, если бы…

Она еще крепче стискивает его руки, затем целует его. О господи! (Задыхаясь.) Ах, я… (Обрывает.) Ничего-то я не понимаю в женщинах. Оказывается, двенадцатилетний опыт — ничто!

В порыве ревности она отшвыривает его от себя, и он летит, как лист на ветру, и попадает прямо в кресло. Появляется Долли, вальсируя с официантом; за ними, тоже вальсируя, появляются миссис Клэндон и Финч, и, наконец, Фил, который кружится в одиночку.

Долли (опускаясь на стул подле письменного стола). Ой, я больше не могу! Как вы замечательно танцуете, Уильям! .

Миссис Клэндон (опускаясь в кресло подле камина). Ах, Финч, ну куда это годится? Ведь последний раз я танцевала в Лондоне, Двадцать лет тому назад.

Глория (повелительно, Валентайну). Встаньте!

Валентайн понуро встает.

Отбросим ложный стыд. Сообщите моей матери, что мы решили пожениться.

Все ошеломленно молчат. Валентайн, онемев от ужаса, озирается по сторонам с очевидным желанием убежать.

Долли (нарушая молчание). Шестой!

Филип. Тссс!

Долли (бурно). Ой, я не могу! Я должна кого-нибудь поцеловать, но у нас в семье это не принято. Где Финч? Мак-Комас. Нет, категорически!

В дверях появляется Крэмптон.

Долли (подбегая к Крэмптону). Вот кстати! (Целует его.) А теперь (ведя его за собой) благословите их!

Глория. Нет. Я не потерплю этого даже в шутку. Если мне понадобится чье-нибудь благословение, я его попрошу у своей матери.

Крэмптон (глубоко огорченный, Глории). Ты что же, помолвлена с этим молодым человеком, так надо понимать?

Глория (решительно). Да. Намерены ли вы быть нам другом или…

Долли. Отцом?

Крэмптон. Я бы хотел быть и тем и другим, дитя мое. Но неужели… Мистер Валентайн! Я взываю к вашей порядочности.

Валентайн. Вы совершенно правы. Все это сущее безумие. Если бы мы захотели пойти потанцевать, мне пришлось бы просить у нее взаймы пять шиллингов на билет. Глория, не будьте опрометчивы, не губите вы себя. Лучше мне выбраться отсюда подобру-поздорову, пока не поздно, и больше никогда ни с кем из вас не встречаться. Я не стану кончать с собой, я даже не очень буду страдать. Наоборот, мне так будет лучше: я… я боюсь, ей-богу, боюсь. Вот и все, как на духу.

Глория (решительно). Вы никуда не пойдете.

Валентайн (трепеща). Конечно, нет, дорогая, никуда, никуда. Только… Ах, хоть бы кто-нибудь сказал два толковых слова и вправил бы нам всем мозги! Лично я не в состоянии.