— Привет.

— Привет, Дарина! Как ты? Ты что-то совсем потерялась. Не приходишь к нам, Маринку не привозишь. У тебя всё хорошо? Надеюсь, тебя не уволили?

Я лишь рассмеялась. Марина же, потоптавшись рядом, умчалась к себе в комнату играть. Мы с тётей прошли на кухню, где я поставила чайник и стала накрывать на стол.

— Извини, неделя выдалась трудной. К тому же я собиралась к вам на выходные. А у тебя как дела? Как прошёл ужин с сыном Бориса Герасимовича?

Лиза тяжело вздохнула. Повернувшись, я увидела, что она была сильно расстроена, а потому уселась напротив неё, приготовившись слушать и утешать.

— Почему ты грустишь? Что-то случилось? Снова поссорилась с мужем? — засыпала её вопросами.

Она шмыгнула носом и проговорила:

— У него просто замечательный сын. И внук. Примерно ровесник Марины, но такой хулиган. Я же хочу родить своего ребёнка. Хочу почувствовать его первый толчок. Ощутить самый первый удар его сердца…

Подавшись вперёд, я взяла её ладони в свои и легонько их сжала. Мне оставалось невдомёк, как утешить тётю. У меня был ребёнок, поэтому я знала, что такое женское счастье. Я даже не представляла, что она чувствовала.

— Какое бы ты ни приняла решение, я буду во всём поддерживать тебя, — сказала в ответ. — Если захочешь родить, помогу вырастить. Захочешь усыновить ребёнка из дома малютки, то поддержу, чем только смогу. Ты не одна, тётя. Точно так же, как у нас есть ты, у тебя есть мы. Помни об этом.

Лиза выдала вымученную улыбку и вытерла слёзы.

— Извини. Но что мы только обо мне? У тебя-то как всё? Ты виделась с Захаром?

Поёжившись, я бросила быстрый взгляд в сторону детской.

— Знаешь… В общем, он узнал о Марине.

— Что?

— На прошлой неделе Захар пришёл ко мне в три часа ночи и потребовал объяснений. Я не представляю, как только узнал об этом. Теперь боюсь, потому что не знаю, чего от него ждать. Он очень изменился. А ты знаешь, чей он сын? Бизнесмена Юрия Муратова, — выпалила я скороговоркой, припомнив наш разговор с бывшим в тот день…

— В третий раз я ударить себя не позволю! — прорычал он мне в самые губы, больно сжимая при этом мою руку.

— А я не позволю, чтобы ты командовал мной! Мы с тобой развелись, ты с другой, у тебя сын! Поиграешь тут в папашу, а как только поймёшь, что устал, то сразу же её бросишь! Уйдёшь и даже не оглянёшься! И Марина будет думать, что ты ушёл, потому что она не была достаточно хорошей дочкой! Станет изводить себя такими мыслями, покуда не уйдёт в депрессию! — парировала я и, вырвав руку, толкнула его в грудь и продолжила: — Ты хоть знаешь, каково это? Когда твой любимый отец предаёт тебя? Когда вообще перестаёт уделять тебя внимание, а ты ломаешь голову и не понимаешь, в чём провинилась, и почему папа так резко перестал любить тебя?

С каждым словом из моих глаз всё сильнее бежали слёзы. Я не могла остановиться. Боль, поселившаяся у меня в груди несколько лет назад, дала знать о себе в ту минуту.

— Ты сама не понимаешь, о чём говоришь.

— Не понимаю? Хочешь сказать, что у тебя нет детей, кроме Марины? Ты хоть знаешь, что она считает тебя мёртвым?

— Тогда я воскресну!

Покачав головой в ответ, я попросила:

— Уходи, пожалуйста! Не хочу тебя видеть.

— Хорошо, — произнёс Захар, посмотрев на меня, а потом вышел из комнаты.

Я поспешила за ним, чтобы поскорее его проводить. Он до сих пор не разулся, отчего ко мне пришло понимание, что придётся делать генеральную уборку. Только я хотела закрыть дверь, как бывший развернулся и сквозь зубы процедил:

— Даже не вздумай сбежать! Об отпуске пока придётся забыть. Как только я разберусь с делами в офисе, мы можем втроём полететь в Прагу, ну или выбирай сама, куда хочешь съездить. И ещё. Я не женат, и у меня нет больше детей, кроме Марины…

— Что теперь будешь делать? — вырывая меня из воспоминаний, спросила тётя.

Пожав плечами, я поднялась и выключила чайник, а потом снова вернулась к ней.

— Как только оформлю отпуск, то смотаюсь куда-нибудь. Да хоть в Питер к отцу. Надеюсь, он будет рад внучке.

— Думаю, Марина имеет право знать своего папу, — заметила Лиза.

Я же подняла голову, не понимая её. И как та могла говорить такое? Это было почти равносильно тому, чтобы просто отдать дочь Муратову!

— Дарина, — между тем продолжила тётя, — ты сама посуди. Она растёт без отцовской любви…

— Я её отец! — Мне пришлось перебить Лизу, не дав договорить. — И мать, и отец!

— Но ты не можешь быть для неё им! Она всегда будет по нему тосковать. Может, сейчас Маринка слишком мала для того, чтобы расспрашивать тебя о нём, но когда вырастет, то начнёт задавать вопросы. Захочет его повидать. Когда же узнает, что это ты лишила её такой возможности, как думаешь, что она будет чувствовать? Дарина, не будь эгоисткой. Я знаю, тебе трудно простить Захара, но из-за этого лишать дочь его общества… — проговорила тётя и покачала головой. — Ты же сама росла без материнской любви, да и с отцом у тебя не ладилось. Не понаслышке знаешь, как это — жить без внимания родителей. Твоей дочери нужен отец, а тебе — муж.

— Мне никто не нужен, — покачав головой, возразила я. — Абсолютно никто, кроме Марины. Она ведь смысл моей жизни. Если же Захар вдруг вздумает отобрать её…

Мысль о том, что он мог и впрямь отнять у меня дочь, отдалась болью в сердце. Руки затряслись, а страх сжал сердце, отчего по спине поползли холодные капли пота. Пожалуй, я бы даже расплакалась, если бы на кухне не появилась Маринка.

Остаток вечера мы старались больше не затрагивать тему Муратова. Я сделала генеральную уборку, затем приготовила любимую дочерью запеканку и закинула в стирку грязное бельё. Ближе к ужину к нам присоединился Борис Герасимович, после чего они с Лизой ушли около десяти вечера.

Когда выходные закончились, я довольно легко пошла на работу, не забыв сначала отвести Марину в садик. Даже и не думая о бывшем, старательно забыла об его угрозах. Дела здорово отвлекали меня от всех плохих мыслей. Это была последняя неделя перед отпуском, и мне хотелось закончить всё, чтобы к приезду ничего не скопилось. Весь день проходив с этажа на этаж, я обзвонила клиентов,