В наших с Машуткой мечтах этот план работал идеально. Увы, претвориться в реальность ему оказалось не суждено.

— Стоя-а-ать.

Вкрадчивый голос Викки настигает Машу уже на первой ступеньке лестницы на второй этаж. Планировка у коттеджей однотипная, на втором этаже располагаются две спаленки, по всей видимости, туда и намеревалась сбежать Плюшка, чтобы замести следы нашего ужасного преступления.

Викки и Светлана сидят на невысоких пуфиках перед растопленным в гостиной домика камином, а на журнальном столике рядом с ними — два бокала, бутылка вина и сложенные аккуратной стопочкой переданные Вике мной документы. Судя по всему, она их уже изучила нужным образом. И с адвокатом обсудила? Должно было хватить времени. Похоже, она подуспокоилась, по крайней мере её глаза сейчас не алчут моей крови. Или дело в том, что сейчас её внимание занимаю не я?

И как Вике удается быть такой — коварной и мягкой одновременно?

Судя по блеску устремленных на Машуньку глаз — она уже раскусила мелкую и предвкушает разоблачение.

— Не хочешь поздороваться со Светой, Марусь? — с едва заметной укоризной интересуется Вика. — Ты ведь её помнишь, или уже забыла?

— Привет, Света, — Маруська все-таки разворачивается к маме и её гостье, но вполоборота и — бочком, пытаясь скрыть растерзанные джинсы хотя бы за пуфиком, который всего лишь в паре шагов от них.

Пока с позиции Вики ранение не заметно, но все-таки...

— Как покаталась, солнышко? — тоном хорошего полицейского, который уже все знает, но дает тебе шанс все рассказать самому, интересуется Викки.

— Хорошо, мамочка! Вот, руки хочу помыть после прогулки, — ужасно ответственным тоном отзывается Маруська и демонстрирует ладони. Оправдание она сама придумала. Я не стал вносить коррективы, опасаясь спалиться на излишней продуманности, но все равно вышло так себе.

Я бы тоже заподозрил что-то неладное. Хотя не исключено, что меня Плюшке и удалось бы провести — ну, или я бы сам поддался, прикинувшись, что поверил.

— Ванная вон там, — Вика покачивает подбородком в сторону выхода из гостиной этого маленького домика, и на мордочке у Плюшки проступает вселенская скорбь. Чтобы оказаться в ванной, ей все-таки придется пройти мимо мамы и спалиться с этой несчастной коленкой.

— Показывай уже, Мария Ярославовна, — печально вздыхает Викки, и у меня аж дергается глаз. Первый раз она при мне называет нашу с ней дочь вот так, с моим отчеством.

Тихий смешок Светланы, сидящей рядом с Викки и с удовольствием наблюдающей за разворачивающейся перед её глазами сценой, заставляет мой глаз дернуться еще раз.

Она здесь. И она совершенно точно бдительно за мной наблюдает. Не то чтобы жутковато, но все-таки — землю под ногами пошатывает.

Машка виновато шлепает к маме, чуть ссутулившись, явно в уме представляя себе тысячу ужасных кар, а Викки только болезненно морщится, разглядывая лохмотья джинсы на колене.

А потом — пристально уставляется на меня.

— И кто это тут разрешает детям лазить где попало? — вкрадчиво, правда уже без положенной Маруське мягкости интересуется Вика, пока я пытаюсь нацепить на лицо покаянное выражение. Судя по всему — я с ним сильно запаздываю.

— Я! Я признаю свою вину, госпожа судья, и беру всю ответственность за это ужасное событие на себя. Готов понести наказание. Поставите меня в угол? — отыгрывая раскаянье до конца, интересуюсь я.

Викки недовольно щурится, явно напоминая мне свое пресловутое “между нами ничего не изменится”, но уголки её губ слегка подрагивают, будто она все-таки подавляет в себе улыбку.

— Идем, горюшко, обработаем твое ранение, — Вика сжимает плечо нашей дочери и утаскивает её наверх, по всей видимости, к аптечке.

Оставляет меня наедине со Светланой. Да-да, мы оба с ней именно этого и ждали.

Обменяться с Клингер спокойными улыбками уже оказывается сложнее, чем сообщить Вике о дурацкой ссадине. Ну, спокойная улыбка получается у меня, у Светланы же она ледяная, ни больше, ни меньше.

— А ты со мной здороваться собираешься, Ярослав Олегович? — в тоне Светы слышится что-то такое, что мерещится тем несчастным, чью шею уже обвил плотным кольцом собственного тела удав. Щелк — и шея будет сломана…

— Здравствуй, Светлана, — я киваю и прохожу уже в саму комнату, приземляясь на тот самый пуфик, который мог чуть ранее спасти Машку от разоблачения, — будем говорить, или?..

Света задумчиво склоняет голову набок, будто прикидывая — найдется ли у меня хоть пара слов, которые она примет за годные.

Со времени нашего с ней первого разговора прошло уже полноценные три недели. И я знаю, что она была в курсе иска, не понял только одного, где задержались обещанные Клингер санкции. Неужели Эд смог меня выгородить в её глазах? Эд? Да он в жизни не будет заниматься этой ерундой и вникать в чьи-то разборки. Если бы я стал причиной его проблем с женой — я бы все равно возымел ряд проблем. И на своей шкуре бы уже ощутил накрывающее мою ближайшую жизнь похолодание.

Значит… Она нашла повод для ожидания все-таки?

Клингер же снова притягивает к себе бокал, делает из него один глоток и продолжает меня томить своим молчанием. Мафиозная мать, чтоб её.

— Не мучайся, Ветров, я ждала суда, — тихонько и будто слегка в сторону роняет Светлана, снова оставляя у меня ощущение, что все мои мысли у неё как на ладони. И, нужно сказать — она единственный человек из мне знакомых, который действительно может сказать такое.

— Я предполагала, что ты предложишь Вике мировое соглашение, — продолжает Светлана неторопливо, — или отказ от части иска. Или что ты предпочтешь прыгнуть с моста, но не разочаровывать меня.