— Дебил ты, хоть бы записку оставил, ладно, я, видимо, здесь лишний, поеду, созвонимся, Ник, — и похлопав Мишу по плечу, он просто вышел и оставил нас одних, а потом и вовсе хлопнула дверь.

— Малыш, а это что сейчас такое было, а? Почему я возвращаюсь и вижу свою девушку в объятиях чужого мужика?

— Он не чужой, — выпалила я прежде, чем успела подумать.

— Не чужой, значит, — Миша прищурился, толкнул меня слегка в направлении кровати.

— Я подумала…

— Что ты подумала? Что я ушел? — подцепив пальцами мой подбородок, поднял голову, считывая эмоции на моем лице. — Серьезно? Такого ты обо мне мнения?

— А что я должна была подумать, я проснулась, тебя нет, вещей нет, ничего нет. NVajQWwf Даже ключи на месте. А как ты вошел? — меня вдруг осенило.

— Так открыто было, а ключи я забыл, захлопнул дверь, потом вспомнил, тебя будить не хотел.

Мне стало стыдно, за мысли свои, за то, что не доверяла ему полностью, за то, что сразу о плохом подумала.

— А где ты был?

— Домой ездил, переодеться, а потом из мебельного позвонили, у них заказ отпал, ну и задержался, пока ждал, пока кровать собирали…

Я слушала его и так хорошо было, так тепло сразу стало. Он не ушел, не воспользовался. Наверное, только сейчас я окончательно осознала, как сильно к нему привязалась, как много места он стал занимать в моей жизни всего за каких-то пару дней. И что потерять его я теперь боялась до дрожи в коленках — тоже понимала.

И пока я медленно осознавала свою привязанность, свои чувства к этому парню, он, не дав мне даже опомниться, в несколько рваных движений сорвал с меня халат, отбросив вещицу в сторону и окинул меня таким многообещающим взглядом, что у меня даже дыхание перехватило.

— Я там пирожные купил, — выдал неожиданно, прочищая горло, — но они подождут, да? У меня тут десерт поинтереснее будет.

Я даже не успела уловить весь смысл сказанного, как уже в следующую секунду Миша вихрем сбил меня с ног и бросил на кровать.

— Миш…Миш… — мне все же удалось зацепиться за последние остатки моего поплывшего от бешеного напора Багирова разума.

Уперевшись ладошками в его грудь, я замотала головой. Не потому, что не хотела, хотела, очень, но также понимала, что будет больно, что нужно подождать. И в очередной раз почувствовала себя ни на что не годной, потому что сейчас явно портила момент, вынуждая притормозить до предела заведенного парня.

— Ну что ты, малыш, не нравится? Не понравилось ночью? Маленькая, ты такая маленькая у меня, — он шептал, не прекращая гладить меня, сжимать, тискать, покусывать тонкую кожу на шее, оставляя на ней следы, которые после я буду тщательно прятать под высоким воротом свитера.

— Миш, мне больно еще, — призналась зажмурившись, ожидая его реакции. Будучи готовой ко всему, я не наивная, не дура, прекрасно помнила, как быстро меняется его настроение, как из милого, ручного зверька он мгновенно перевоплощается в бешеного зверя. — Прости, — произнесла виновато.

— Дурочка ты, Ник, — хмыкнул Багиров и прежде, чем я успела подумать, стоит ли мне обидеться, впился в мои губы таким настойчивым поцелуем, что все мысли из головы повылетали. И как-то все разом отошло на второй план: и боль, и страхи, и неуверенность. Только он остался, его прикосновения, его поцелуи, его руки, блуждающие по моему телу, его пальцы, устремившиеся туда, где несмотря на боль и легкое жжение, все полыхало и требовало разрядки. Кажется, я окончательно потеряла рассудок, превратилась в податливое, мягкое желе, и очнулась только тогда, когда мои руки, опустившиеся на толстый кожаный ремень, были резко перехвачены и разведены в стороны.

— Не сегодня, Малыш.

— Но…

— Тшш…

Он не дал мне договорить, прижался губами к моим, выбивая настойчивым поцелуем громкие, несдержанные стоны из моей груди, а потом отстранился резко, заставив меня вздрогнуть от внезапно окутавшего меня холода, раздвинул мои бедра и прежде, чем я успела осознать происходящее, коснулся меня языком там, где еще недавно хозяйничали его пальцы. И от прикосновения этого меня прошибло таким мощным разрядом тока, что я невольно вскрикнула и тут же прикрыла рот рукой.

— Боже…Миш, что ты…ах… — я попыталась дернуться, отодвинуться, свести ноги, потому что это все слишком. И стыдно даже. Как же, разве это… Меня буквально затопило волной смущения, а вот Мишу ничего не смущало, он промычал только что-то невнятное, закинул мои ноги на свои плечи и придавив меня к кровати, продолжил делать то, от чего кровь приливала к щекам.

Миша уверенно доводил меня до безумия, до сладкой дрожи, раздвигая языком половые губы, лаская, то задевая клитор, отчего меня просто подбрасывало в диких конвульсиях, то нежно, почти невесомо скользя ниже, осторожно проникая внутрь, двигаясь в размеренном, неторопливом темпе, словно пробуя, смакуя.

И прекратив лишь на секунду, пробормотал что-то о сладкой девочке, какие-то совершенно немыслимые, пошлые глупости, провел шероховатыми пальцами по сердцевине и вновь приник ко мне губами, теперь уже не так нежно, даже жестко, отчасти болезненно, всасывая клитор и сводя меня с ума каждым движением языка. И я уже не смущалась, раздвинув шире бедра, сама задвигалась навстречу таким порочным, и в тоже время невероятно сладким, болезненно-мучительным ласкам. Больше не в силах сдерживаться, задыхаясь от нахлынувших эмоций, я выгнулась дугой, затряслась в какой-то невозможной, разрывающей меня на части агонии, падая, утопая просто в удовольствии, сладкой судорогой скрутившем каждую клеточку моего тела. И не выплыть просто, не выбраться, а я и не хочу, выбираться.