Леха продолжал думать о своем. Он слышал шаги по металлической лестнице. Но если это подвал, то дверь, скорее всего, тоже из железа. А он не слышал лязга, когда ее открывали. Что это может означать? Что она не заперта? Но тогда там должен стоять часовой. Если рвануться к двери, то, возможно, удастся опередить бандитов, но с часовым без рук не справиться. Как же проверить?

— Мы решили поступить иначе. — Леха невольно прислушался к эпилогу лекции. — Пока ты отдыхаешь, мы покажем тебе спектакль. Чтобы не терять времени. Так сказать, сочетая приятное с полезным.

Леха насторожился и взглянул в лицо Леонидыча. Поймав Лехин взгляд, тот довольно улыбнулся.

— Театр одной актрисы. — Леонидыч подошел к тому месту, где еще недавно беспомощно висел Леха. — Оксана, кажется, ее зовут?

Леха почувствовал озноб. Но на его лице не дрогнул ни один мускул.

— Сейчас мы привезем ее сюда, — медленно продолжал Леонидыч, внимательно наблюдая за реакцией своего единственного слушателя, — переоденем в концертный костюм. Костюм Евы — кажется, так он называется у критиков? Руки склеим тем же скотчем, привяжем за одну ногу к этой же веревке…

Кровь стучала, билась, грохотала в висках. Леха подобрал под себя ноги, нащупывая упор. Если он вскочит неожиданно, то, возможно, вырвется. А возможно, будет близок к этому и вынудит их стрелять. В любом случае он спасет Оксану от…

— …и будем делать это по очереди. Мы трое, еще те трое, что ее привезут. Они, кстати, все бывшие зеки, так что привыкли к общению с педиками. Там несколько другие анатомические особенности…

Леха резко обернулся к пролому и крикнул что-то нечленораздельное.

Все трое посмотрели в ту сторону, а Леха рванулся вперед. Второй «ассистент» успел преградить ему путь, но Леха, рискуя потерять равновесие, нагнулся вперед и протаранил его головой. Парень опрокинулся на спину. Путь к лестнице был свободен.

— Стой, сука! — Леонидыч бросился следом.

«Если бы выход охранялся, — мелькнуло в голове у Лехи, — атаман бы не дергался, предоставив право короткой погони своим пацанам».

Лестница. Леха взлетел по ней и в темноте наткнулся на закрытую дверь из листа железа. Дверь качнулась, но не открылась.

«Шпингалет!» — сообразил Леха.

Лестница загремела под шагами взбегающего Леониды-ча. Леха позволил ему подняться до последней ступеньки и ударил ногой на звук. Нога попала в мягкий живот бандита. Тот охнул и отшатнулся.

Раздались ругательства. Видимо, Леонидыч упал на подоспевших подручных.

Леха чуть опустился и локтем нащупал защелку.

Что-то свистнуло в воздухе у самого виска.

Леха поднял язычок. Осталось сдвинуть шпингалет в сторону, но удар по голове сбил его с ног. Он не потерял сознания, но несколько мгновений ничего не соображал от боли. Нунчаки рассекли кожу на голове, и кровь хлынула по лбу, щеке, шее.

Две пары рук схватили его за рубашку и потащили вниз. Его снова бросили на покрышки, и снова над ним повисло перекошенное от бешенства лицо Леонидыча.

— Слушай, козел, — прошипел он, и слова отдавались в Лехиной голове, словно гул большого колокола. — Слушай меня внимательно. Сейчас мы привезем твою сучку сюда и будем трахать ее что есть силы, пока она не издохнет или пока ты не поумнеешь.

Леонидыч перевел дыхание и продолжил чуть спокойнее:

— Даю тебе минуту, чтобы подписать эти хреновы бумажки, а потом звоню, и ребята едут за твоей Оксаной Петушаровной. Ну?

У Лехи была минута, чтобы принять решение. Минута, чтобы мобилизовать увядшие от боли мозги и ответить.

Оксана! Оксана и крохотное существо, крепнущее день ото дня под ее сердцем! Первым его порывом было протянуть руку за бумагами. Но какой-то тормоз, вживленный в него с детства, требовал использовать всю минуту, чтобы взвесить все еще раз.

Итак, нужно спасти Оксану. Но может ли он спасти ее? И что они сделают с ним самим после подписания? Ну, с ним-то уже, наверное, в любом случае кончено. Но если его убьют? Что дальше? Оксана наверняка поняла, что с ним случилось. Это как минимум. А с ее привычкой высматривать любимого мужа в окошко она запросто могла оказаться свидетелем его похищения. Раз так, то ее тоже должны убрать. Как единственного свидетеля и как единственного человека, от которого примут заявление в розыск. Не станет заявившего — не будет потерпевшего, а значит, не будет и дела.

Пойдем с другой стороны. Его увезли вчера вечером. Оксана, конечно, поняла, в чем дело. Что она сделает? Позвонит ребятам и в милицию. Если так, то квартира уже наверняка под охраной. Тот, кто спланировал все это, должен понимать, что Оксану трогать теперь нельзя, а собирайся он дать добро и на ее похищение, то сделал бы это сразу. Теперь и менты и ребята уже стоят на ушах. И уж конечно с Оксаны глаз не спускают.

А зачем его сняли с веревки? Чтобы снова повесить и бить дальше? Не стоило возиться. Чтобы давить на психику, тоже не обязательно снимать его. И неужели, не сломив пытками, они теперь решили просто запугать его? Нет, здесь какой-то подвох.

Что же из всего этого следует? Следует, что все эти угрозы — блеф. Или не блеф? В любом случае если Мамай получит подписи, то исчезнет проблема, а жизнь Лехи не будет стоить и ломаного гроша.

— Минута прошла! — Леонидыч открыл телефон.

Итак, блеф или нет? Если да, то сейчас они пошлют за врачом, если только сам Леонидыч не врач. А если нет…

Во рту пересохло, но не настолько, чтобы Леха не смог прошептать: «А пошел ты…» — прежде чем отключиться.

— Черт! — Леонидыч захлопнул трубку. — Дуй за врачом! — скомандовал он одному из парней.

Тот изумленно уставился на босса.

— Ты что, дегенерат, оглох? Или тебе тоже этими палками заехать для резвости?

Парень вскочил, не заставив подкреплять команду действием.

ГЛАВА VIII

Наверное, идея назвать мальчика Нил была не самой лучшей из тех, что когда-либо удалось воплотить родителям Нила Юрьевича Огрошева. Сам же он в годы детства, отрочества и юности не раз жалел о неординарности их выбора. В детском саду его дразнили «крокодилом», ибо при произнесении этого имени никаких иных ассоциаций, кроме как с африканской рекой и населяющими ее рептилиями, навеянных стихами Корнея Чуковского, у сверстников Нила не возникало. Примерно таким же оставался кругозор и у его одноклассников в начальной школе, а следовательно, все прозвища, дававшиеся ими Нилу, по-прежнему имели что-либо общее с черным континентом. Позднее, по мере