знать назубок дюжины две слов на бадахарском (а у тех, кто прирабатывал в порту, и на паре-тройке других языков), но это были сплошь ругательства и непристойные словечки, а в разговоре Тами и торговца ни одного из них, вот жалость, из уст бадахарца не прозвучало, так что совершенно не к чему придраться, как не мог придраться иной Стражник, когда они громко, с безразличным видом изрекали в его адрес смачные бадахарские словечки, которые, будь они произнесены на людной улице на родном языке, обошлись бы в полдюжины розог (с портовыми Стражниками так себя вести никак не следовало — они и сами немало нахватались тех же иноземных словечек).

Разговор затягивался, и Тарик понемногу наливался злостью — видел в высоком зеркале, возле которого стояла Тами, как она игриво улыбается и знакомо уже играет сиреневыми глазищами. Предположим, все красивые девчонки любят безобидные словесные игривости, но вести себя так с этим «угольком»... Коли уж она откуда-то знает бадахарский, должна знать и то, что это за типус...

Тами вдруг обернулась и поманила его. Тарик охотно подошел.

— Посоветуешь, что мне лучше выбрать?

Приятно было такое слышать, и он стал рассматривать невиданные прежде шелка. Бадахарец, расплываясь в улыбке, произнес длинную певучую фразу, несомненно обращаясь к нему, но Тарик не понял ни словечка. Тами тут же перетолмачила:

— Он спрашивает: быть может, молодой витязь тоже знает самый красивый и благозвучный язык на свете?

Глядя бадахарцу в глаза, чуть усмехаясь, Тарик произнес самым благолепным голосом:

— Джалаян бадахари, фарузе кош14.

И внятно, мило улыбаясь, добавил еще несколько слов. В первую очередь те, что означали то же, что по-арелатски «трубочист» и «жулькатель кобыл» — самые смертельные для бадахарцев оскорбления. А еще предложил «угольку» проделать нечто крайне непристойное с собственной бабушкой.

В глазах бадахарца вспыхнули злые огоньки, но он изо всех сил постарался остаться бесстрастным — Тарик не обращался прямо к нему, а ко взглядам, как уже подмечалось, не придерешься...

— Ну, так что ты мне посоветуешь? — спросила Тами словно бы с загадочной улыбкой. Может, она знает и те словечки, что Тарик без малейшей ошибки только что произнес в лицо бадахарцу? Ничего удивительного, вспоминая, сколько таких словечек знают на родном языке самые политесные девчонки, но при мальчишках не говорят...

— Вот этот, — уверенно сказал Тарик, показав пальцем. — В таком платье ты будешь выглядеть потрясающе, как фея...

14

Говорю на бадахарском, но немножко (бадахарск.).

Он и в самом деле так думал. По зеленому, цвета яркой весенней травы, шелку — алые, белые и оранжевые снежинки, каждая с золотой каймой. Тами бесовски пойдет.

— Правда?

— Святая правда, — твердо сказал Тарик.

— Полагаюсь на тебя...

Она произнесла еще несколько непонятных певучих фраз. Бадахарец закивал. Теперь только Тарик обратил внимание на аккуратные таблички с ценами у каждого образца — все немаленькие, а выбранный им оказался самым дорогим. Не столь уж потрясающая денежка, но все же напрягает... И он тихонько сказал Тами:

— Это цена наверняка не за рулон, а за аштоль12...

— Как на ярмарках и бывает, — спокойно кивнула Тами. — Я знаю. Не волнуйся, у меня есть деньги, я же говорила. Сейчас скажу адрес, и вечером принесут домой. У него наверняка есть мальчишки-посыльные, всякие там племянники и бедные родственники, они вечно с такой свитой ездят, я в Гаральяне насмотрелась...

— Не любят они мелочиться, посылать мальчишку через полгорода ради одного-единственного аштоля, пусть недешевого...

— Иногда любят, — озорно улыбнулась Тами. — Знаешь ведь бадахарцев получше меня?

Ну, еще бы ему не знать! Всякий бадахарец в таком вот случае думает не о прибыли, а о том, как разузнать адрес очаровательной девушки, — хотя, если не случится чуда, это ему поможет как покойнику клизма. Но бадахарцы в самомнении своем во всем, что касается женщин, верят в разные дурацкие чудеса — чему посвящено немало байс. Ничего, пусть заявится на улицу Серебряного Волка, весело подумал Тарик. Встретим дорогого гостя как надлежит, пальцем не тронем, но дорогу к нам забудет навсегда — был в прошлом году похожий случай с ватажкой Гомари-Стрелка, когда его сестренка ходила на ярмарку и к ней назавтра такой приперся. И страшно забавно получилось...

Тами он ничего не сказал, чтобы не портить потеху раньше времени. Она вновь заговорила с бадахарцем, и вскоре тот закивал, расплываясь в улыбке. Потом повернулась к Тарику:

— Ну вот, управилась. Пошли?

Тарик не удержался, раскланялся с торговцем:

— Шакареми картай13...

Тот смотрел неприязненно, но все же ответил политесно:

— Таламариш кареми лашан14...

Тарик видел в зеркало, что «уголек» таращится вслед вовсе уж сердито, — и ухмыльнулся. Спросил Тами:

— А откуда ты знаешь бадахарский? Где Гаральян, а где Бадахар...

— А у меня с младенчества нянюшка была бадахарка, — ответила Тами. — Какими-то житейскими ветрами ее аж в Гаральян занесло. Она никогда не рассказывала, но что-то серьезное там стряслось, вроде бы кровная месть, как я потом стала думать подросши. Узнала, что у них кровная месть порой и на женщин распространяется. Тосковала она очень по Бадахару, колыбельные мне пела на бадахарском, разговаривала. У Малышей память цепкая, я понемногу стала понимать, а там и заговорила, хорошо язык выучила и оказалось, что не забыла... — И глянула лукаво. — А ты откуда бадахарский знаешь?

— Да я и знаю-то дюжину-другую словечек, — признался Тарик.

— Я так понимаю, главным образом... своеобразных? — смешливо глянула Тами. — Прекрасно разобрала, что ты ему сказал...

— Ого! — сказал Тарик. — Это тебя нянюшка и таким словам научила?

— Да нет, конечно, — засмеялась Тами. — Это уже потом. У нас в городке был Бадахарский конец, на южной окраине. Через наш городок шел большой шлях, туда-сюда много бадахарцев ездило,

и не только на ярмарки, а постоянно. Ты же знаешь — они самый торговый народ на всем свете, нет