Шрифт:
Закладка:
За пределами Альтиса находилось множество зданий практического назначения, включая актовые залы, казармы для участников соревнований и роскошный домик, где размещались только самые важные посетители Игр.
По всему участку, заполняя долину и спускаясь по склонам холмов, роились десятки тысяч посетителей. Я никогда не видел столько людей в одном месте.
Мы спустились в долину и были поглощены праздничной толпой. Моим глазам и ушам не давали покоя. В одном месте был жонглер, в другом поэт с лирой читал свои стихи. Глашатай объявлял о предстоящей программе декламаций, музыкальных представлений и философских дебатов. Вестник призвал членов семей участников зарегистрироваться на ограниченное количество зарезервированных мест на стадионе. Пышнотелая гадалка у импровизированного ларька громко объявила дряхлому седобородому старику, что он доживет до ста лет, потом взяла у него деньги, оттолкнула его и позвала следующего клиента.
Мужчины носились туда-сюда или стояли группами, разговаривали, ели и смеялись. Мимо прошла религиозная процессия во главе со жрицей в длинном белом платье, за которой следовали маленькие мальчики, несущие подносы с горящими благовониями. Сладкий дым смешивался с запахом свежеиспеченных лепешек у ближайшей продавщицы, а затем с мешаниной духов, когда группа приезжих сановников- египтян, судя по головным уборам "немес", проплыла в противоположном направлении на позолоченных носилках.
Мы оказались на огромном рынке, где продавцы предлагали удивительное разнообразие оберегов, амулетов и сувениров. Там были крошечные изображения спортсменов-бегунов, борцов, калачников, метателей копий, колесничих, а также миниатюрные копии статуи Зевса, выполненные из расписного дерева, металла и даже стекла.
Пока Антипатр рассматривал маленькую статуэтку знаменитого метателя диска работы Мирона, меня отвлекла пара красивых женщин, которые неторопливо проходили мимо, смеясь и перешептываясь друг с другом. Одна была блондинкой, а другая брюнеткой, и обе они были ростом с амазонок. Их хитоны были такими тонкими, что казалось, их мог бы сдуть малейший ветерок. Замужние женщины не допускались в Олимпию, но другим позволялось там появляться. Блондинка увидела, что я смотрю на нее, и подтолкнула свою спутницу. Они оба знойно улыбнулись мне, давая понять, что они готовы поторговаться, но мне это было далеко не по средствам.
Казалось, что весь мир сжался в единый закрученный вихрь, а я стоял в самом его центре.
В это время Антипатр увидел выражение моего лица и спросил, мог ли я когда-нибудь представить себе такое многолюдное и хаотичное зрелище, как празднество Олимпии накануне Игр, и я только удивленно покачал головой и промолчал, потому что слов у меня не было.
Продолжая пробираться сквозь толпу, мы подошли к группе зрителей, собравшихся в плотном кругу. По их взрывам смеха я предположил, что разыгрывается весьма забавное представление пантомимы, но смех имел насмешливый оттенок и был приправлен освистыванием и издевательскими звуками. Некоторые зрители отвернулись и пошли прочь, качая головами и корча рожи. Мы с Антипатром проскользнули на их места, чтобы посмотреть, из-за чего возникла такая суета.
Высокий мужчина, привлекший внимание толпы, с длинными всклокоченными волосами и бородой, под которой могло скрыться парочка птичьих гнезд, стоял в центре босиком, в нищенских лохмотьях. Его голые конечности рук и ног были длинными и тонкими. Его кожа, темная и жесткая из-за долгого пребывания на солнце, делала его голубые глаза еще более поразительными, особенно потому, что он смотрел широко раскрытыми глазами, из-за которых вокруг виднелись белые круги.
— Дураки! — крикнул он, тряся скрюченной тростью в столь же скрюченном кулаке. — Вы говорите, что пришли сюда, чтобы почтить Зевса, но все, что вы чтите, это свои собственные аппетиты. Те, кому вы на самом поклоняетесь, не боги, а атлеты, которые соревнуются для вашего развлечения — самые глупые и никчемные среди вас!
— Если ты считаешь Игры такими глупыми, то что ты сам здесь делаешь, старый дурак? — крикнул ему кто-то в ответ.
— Как хороший лекарь спешит на помощь туда где полно больных или раненых, так и мудрец должен идти туда, где собираются идиоты, — заявил нищий.
— Фу! — воскликнул Антипатр. — Да, этот человек - циник, он здесь, чтобы испортить всем удовольствие.
— Ах! Так вот как выглядят циник. Я слышал об этих странствующих философах, которые не заботятся о личном комфорте (или гигиене) и громко пренебрегают всем, что доставляет удовольствие их собратьям-смертным. Согласно Антипатру, циники были обычным явлением в грекоязычном мире, но я никогда не видел ни одного в Риме, где трудно представить, что таких антиобщественных оводов кто-нибудь будет терпеть.
Заговорил мужчина в зеленом хитоне; — Как ты, вообще, посмел прийти сюда, на самые священные из всех Игр, и ругать здесь атлетов? Что доставляет богам больше удовольствия, чем красота, и что может быть прекраснее вида юношей, соревнующихся в беге? Я говорю тебе, что бег - самое благородное из всех занятий смертных.
— Ты, что хочешь сказать, что испытываешь удовольствие, наблюдая за всеми этими обнаженными, напряженными задницами, — сказал циник. Толпа засмеялась, а объект его насмешек покраснел. — Что же такого благородного в беге? Кролик и антилопа, самые быстрые из существ и самые пугливые! Думаешь, Зевсу наплевать, какой трус убежит быстрее всех?
Это вызвало еще больше насмешек. В Риме толпа забросала бы этого философа объедками или даже камнями. Но хотя они ухмылялись и качали головами, никто не поднял руку на циника и не попытался заставить его замолчать. Так же, как греки поклоняются атлетам, они точно также уважают свободу слова философов, даже циников.
Я повернулся к Антипатру и понизил голос. — А этот человек прав.
— Что ты имеешь в виду?
— Ну, зачем поднимать суету вокруг тех, кто быстрее всех бегает, кидает дальше диск, или продолжает наносить удары после того, как голова его соперника превратилась в кровавое месиво? Мысль о том, что все эти десятки тысяч людей должны проехать сотни миль только для того, чтобы посмотреть какие-то спортивные соревнования, это все-таки немного глупо, не так ли?
Антипатр посмотрел на меня так, словно я произнес возмутительное богохульство. — Я предлагаю тебе держать эти мысли при себе, Гордиан. Цинику могут сойти с рук такие вещи, но от гостя из Рима здесь такого не потерпят.
— Но ведь вы не похожи на этих людей, учитель? Вы поэт. Какое вам дело до бега, прыжков и метаний