— А именно?

— Слезы Амона.

— Извините?

— Слезы Амона — это рубины.

— Ах, рубины…

— Да.

— Хорошо, давайте их.

— Для этого нам придется спуститься в подвал.

— Они в подвале?

— Именно.

— В подвале и установка инженера Оленева?

— Я не ошибся, предполагая, что вам удастся дойти до сути. Да, она в подвале.

Спускаться вниз было легче, чем подниматься, но Арехин не торопился. Не хотелось, чтобы минутная стрелка опять дернулась, и флажок коварно упал.

Из окна было видно вечернее небо. Развиднелось. Солнце, наконец, скрылось, и над Москвою начала густеть тьма. На востоке зрел багровый нарыв. Луна встает. Полная луна да еще в снежную ночь стоит тысячи фонарей.

Господин тоже на минуту задержался у окна. Вид луны, казалось, вполне удовлетворил его.

Они прошли мимо трупов, дошли до неприметной железной двери.

Господин ударил тростью в дверь.

— Кто стучит? — раздался голос изнутри.

— Открывай, если не замерз.

— Я не замерз, я тепрый, — дверца приоткрылась. Это она с виду неказистая, а на деле в дюйм толщиной.

Они зашли внутрь. На крохотной площадке их ждал человек с фонарем. Азиат.

— Веди, — сказал ему Нонейм.

Тридцать ступенек. Сорок. Пятьдесят. Сто. И еще, и еще. Однако. Похоже, башня одинаково простирается и вверх, и вниз.

Они остановились перед другой дверью, опять железной. Железной снаружи, изнутри же был прикреплен свинцовый лист. Ага, вот он куда шел, старый свинец инженера Оленева. Верно, и Гроцкий тоже руку приложил.

Подземелье все было обшито свинцовыми листами — и стены, и потолок, и даже пол.

Посреди подземелье возвышался небольшой помост. Пятиугольный.

И всё

— Это и есть… машина перемещения инженера Оленева?

— Нет. Это пристань, откуда машина ушла в плавание.

— На Марс? — не удержался Арехин.

— Инженер Оленев полагает, что на Марс.

— А вы?

— Я? Я просто немного помог Оленеву, только и всего. Как инженер инженеру, — Нонейм едва заметно заикался. Волнуется?

— Ограбление этой ночью — ваша работа?

— Не совсем ограбление, но — моя. Тряхнули стариной, — немного смущенно улыбнулся Нонейм.

— Вот как, значит, инженеры друг другу помогают.

Нонейм только покачал головой.

— Во всяком случае, я все возвращаю, — и он протянул Арехину раскрытую ладонь, на которой лежали два рубина.

— Признаюсь, я думал, что они, рубины — неотъемлемая часть Машины Пространства, — сказал Арехин.

— Машины Пространства? Хорошо сказано. Да, без них Оленин вернуться не сможет, если не найдет что-либо подобное на Марсе. Впрочем, он и с ними вернуться не смог бы. Камни действуют раз в несколько лет. Как лейденская банка: сначала накопит энергию, потом — паф, а затем снова копи.

— Но как же Оленев…

— Попадет обратно сюда, вы хотели спросить? Но он и не строит таких планов. Его желание — увидеть Марс и умереть.

— Да… — только и сказал Арехин.

— Так уж сложилось. Гибель семьи, тайны, открывшиеся перед ним…

— Тайны?

— Инженер Оленев отчего-то считал, что революция произошла не без влияния извне.

— Ленин — немецкий шпион? Это глупо.

— Положим, немецкие денежки подмазали колеса паровоза революции.

Арехин промолчал. Всё паровоз, да паровоз…

— Но инженер Оленев пошел куда дальше. Он считает — или считал, тут не скажешь наверное, — что причина всему — марсиане. Из-за них война началась, а все остальное — следствие. И Распутин был марсианином, и другие.

— Ленин?

— Нет, вряд ли. Кто-нибудь из его окружения. Вот он и решил отправиться на Марс — отомстить.

— Вы тоже считаете — марсиане?

Нонейм покачал седой головой.

— Этого я не знаю. Но что Оленев изобрел нечто необыкновенное — совершенно точно. Он исчез на моих глазах.

— Исчезра, исчезра, — подтвердил азиат. — Торько что есть — и торько что нет.

— Возьмите, — Нонейм снова протянул раскрытую ладонь.

Арехин взял камни. Никаких магических сигналов, никакого покалывания кожи. Обыкновенные драгоценные камни.

— Возьмите уж и ключи, — Нонейм посмотрел на азиата, и тот передал Арехину связку ключей, больших, с причудливыми бородками.

— Теперь это все ваше.

— Мое?

— Большевистское. И башня, и всё, что в башне есть.

Это он о мертвых, решил Арехин.

— Мы, с вашего позволения, откланяемся. Нам пора. Неуютно здесь становится.

— В башне?

— В России.

Арехин удерживать никого не стал. Зачем? Не говоря о том, что это было бы сложно физически. Они и с крыш прыгают, и проворство рук выказывают.

Он просто проводил их до ворот башни, по пути запирая двери в подземелье.

— До свидания, — сказал он на прощанье Нонейму. — может, и свидимся.

— Как знать, — ответил Нонейм, и азиат вторил:

— Как знать.

Так они и расстались: Арехин сел в возок, Нонейм с азиатом пошли к Садовому кольцу. Остались только бывшие буржуи, «бебе» — В повозке трупов было изрядно…

Арехин нащупал в кармане рубины.

Зачем господин Нонейм вернул их? Только ли из врожденной совестливости? Или же в этом был очередной намек?

Тихие ходы порой самые опасные…

11

Лошади шли степенно: Арехин не спешил. Длинная дорога на ум выведет, говорила кормилица. Ему бы не в МУС ехать, не домой, а на Сахалин отправиться…

Они выскочили из-за углового дома, за квартал до Арехинского жилья. Четыре белые фигуры, закутанные в простыни, дыры для глаз обведены углем, что б страшнее.

— Приехали, дядя, слезай, — сказал один из них кучеру.

Тот оглянулся на Арехина. Арехин кивнул.

— И ты, дядя, тож. Скидавай пальто.

— Я ж замерзну, — возразил Арехин.

— Не боись, не успеешь. Ну, живо, — говоривший выставил из-под простыни руку с ножом.

— Не спеши, Серый, опять кровью изваракаешь все, — сказал другой, державший под уздцы лошадей.

— А че он, сука, не телится…

Зарежут ведь, подумал Арехин. Больно ловко двигаются. Предчувствуют кровь.

— Скидавать, так скидавать, только портмоне вытащу.

— Тащи, тащи, — одобрительно сказал Серый и не удержался, загоготал.

Арехин не спеша запустил руку под пальто, на ощупь снял пистолет с предохранителя.

— Не боись, показывай портмонет.

— Да я и не боюсь, — Арехин шагнул в сторону, чтобы видеть всех четверых. — Чего мне бояться, не в лесу.

— Во, во, — одобрительно