Шрифт:
Закладка:
На улице жара. В квартире Дэна тоже душно. Все окна открыты, но кипящие комбезы добавляют градусов. Приходится понижать свои холодным пивом. С этим вы отлично справляетесь. Так держать! На столе стоит батарея пустых бутылок. И столько же еще полных ждут своей очереди в холодильнике. Ждут, потеют от напряжения. По радио, спрятавшемуся на стене, идет передача «В рабочий полдень». Сельчане поздравляют местного героя труда, колхозного тракториста Ковальчука. Для него звучит песня про горбушку хлеба. Которую пополам. Песня про вас с Дэном. Когда-то в пионерском детстве ты ее очень любил. Но новые песни придумала жизнь. Не будем, ребята, о песне тужить. Не надо, не надо, не надо, друзья. Гренада, Гренада, Гренада моя. О! Это уже следующее поздравление. У вас тоже рабочий полдень. Ты сидишь за кухонным столом, нога на ногу, лениво потягиваешь горькое «Жигулевское» из коричневой бутылки и иронично глядишь через черную пластмассу очечков-кисок на кривляющегося Дэна. Он крутится перед зеркалом в прихожей в остроносых ботинках родом из хрущовского времени. Ботинки-инвалиды. Вы только что молотком отколотили от них каблуки. Так круче. Крутость – это вообще ваш главный жизненный критерий. Ваш, битнический. Потому что вы считаете себя битничками. Не битниками, как те, кто носил эти ботинки в 50-е, а именно битничками. Веселыми человечками из клуба веселых человечков. Незнайками, Петрушками и Гурвинеками. Плютиками, одним словом. Дэн крутится, танцует, то и дело застывая в вычурных позах (он еще тот позер, впрочем, как и ты) и поет дурным голосом:
– А когда сказал четыре – получил синяк под глаз! Три два раза, три два раз!
– От тридвараза слышу! – не выдерживаешь ты. – Бляха-муха, Дэн. Все уже поняли, что плютика круче мир еще не видел! Харэ вертеться. Дыру в линолеуме протрешь.
В ответ тебе из коридора прилетают два фака. Но Дэн все-таки отрывается от зеркала и возвращается в кухню. По-хозяйски умело проверяет готовность комбезов, поднимая их на вытянутой руке деревянной ложкой с длинной ручкой. С вареных штанов в кастрюлю стекает седой кипяток.
– Не дошел пока наш холодец. Надо еще поварить чутка, – деловито ставит диагноз шеф Дэн.
– Тебя батинок за ботинки-то не прибьет? – делано беспокоишься ты за друга, на самом деле страшно завидуя узким носам его шузов и привычно играя словами. Это твоя любимая забава.
Дэн любуется знатной обувью. Не может наглядеться, гад.
– Так это не его боты. Я их в комке на Литейном за три рубля купил. И очечки еще вот такие всего за рубль. Зацени, какие клевые!
Дэн достает из кармана пиджачины совершенно неимоверные солнечные очки. Узкие, но прямоугольные. Из тех же кукурузных лет. Он в них похож на робота-стилягу. Это уже совершенно невыносимо. Удар ниже пояса. Вот везет же человеку во всем. Даже с прикидом. В комиссионках он вон какие клады просто-запросто отрывает. А тебе приходится экспериментировать с отцовской одеждой, которая размера на четыре больше, чем надо. Даже булавка в ухе не делает тебя круче Дэна. Потому что у него ухо реально проколото и в нем настоящее колечко, а твоя булавка подпилена и тупо натянута на мочку. Эх, злоба, эх! Но есть одна мощная вещь, которая, возможно, спасет ситуацию. И как ты мог про нее забыть? Она же так приятно оттягивает карман польской джинсни. Унитазная цепь от сливного бачка с деревянной ручкой. Ты снял ее позавчера в привокзальном сортире в Павловске. Длинная, местами ржавая, с крупными звеньями – настоящая панковская жесть. Стильная вещь. Покруче вашего мексиканского тушкана, ситечка, шузов без каблуков и супер-очков. Ты словно невзначай вынимаешь ее из кармана и наматываешь на шею, наслаждаясь изумленным и восхищенным взглядом Дэна. Это победа, чувак! Нет? Ладно. Пусть будет хотя бы ничья.
– Знатный имидж, Энди. Улет, – закрывает Дэн тему имени Эллочки Людоедки. – Какой же ты у нас толстый и красивый парниша.
Уже не толстый. Теперь эта шутка даже не кажется тебе обидной. Не то что года два назад. Вы смачно чокаетесь бутылками, звоном отмечая собственною крутость. Два прикольных чувачка четко тусуются на крутом флэту.
– Кстати, про имидж, – довольно улыбаясь говоришь ты. – Можешь придумать рифму к слову «имидж»?
– Ты поэт – ты и придумывай. Мне с музыкой запар хватает.
Я уже говорил, что Дэн играет на гитаре?
На самом деле сейчас все играют на гитаре. Даже у тебя дома есть новенькая акустическая гитараха и ты в состоянии взять пару аккордов – но не больше. Все твои приятели бренчат песни «Кино», Вилли Токарева и Розенбаума. А по вечерам малолетние преступники на скамейке у твоей парадной дают концерты для своих корешей. Хочешь не хочешь, а послушаешь замечательные песни про «Фантом», или про то, как «остальные проститутки, сняв трусы, задравши юбки, курят в потаенном уголке». Но твой любимый гопницкий хит – это: «а вчера опять несчастье – лопнул новый унитаз».
Но с Дэном другая история. Он – композитор. Сам сочиняет музыку к песнякам. И ты считаешь, что он офигенный гитарист. А вот его бывшие одноклассники так не думают. И выперли его недавно из своей дурацкой группы, потому что риффы он играть не умеет. А у них даже название дебильное. «Тво степс» – ни ума, ни фантазии. Ничего им с таким названием не светит. Даже с риффами. Но сейчас вернемся от риффов к рифме.
– А я и придумал, – хвастаешься ты. – Имидж – крепи руками своими ж. Зашибись?
– Обосраться и не жить.
Не очень-то уважительный отзыв, но сойдет. Бедолага, видимо, никак не может пережить поражения от твоей сногсшибательной цепи.
– Я ночью два новых текста накорябал. Хочешь послушать? – Не дожидаясь ответа, ты достаешь из кармана аккуратно сложенную бумажку и начинаешь читать.
В мир из-под черных узких полосок
нагло глядеть – и все.
Жадно смеяться над вечным вопросом,
к небу задрав лицо.
Волосы
