И не нужна никакая кисея.

Зачем даже невидимая преграда, когда хочется каждой частицей тела чувствовать губы, отвечать на каждое движение руки и самой накручивать на пальцы волосы, проводить ладонями по бугрящимся мышцам и отвечать на ласки нежностью, на поцелуи стонами, а на желание обладать податливостью.

А потом лежать, глубоко дыша, прислушиваясь к отголоскам отбушевавшего оргазма, и смотреть–смотреть в глаза друг другу, неуловимо замечая изменение их цвета, ведь нарастающее желание всегда делает взгляд более глубоким и темным.

Возбуждение неумолимо расширяет зрачки. В них уже видны сполохи огня, и нам не понять, то ли каминное пламя тому виной, то ли страсть, сжигающая нас и заставляющая еще раз окунуться в магму экстаза.

Новый оргазм разбудил во мне женщину. Забыты все невыученные или плохо усвоенные уроки. Евклидово пространство, свернутое в тугой рулон комплексов, удерживаемое пересекающимися прямыми ложного стеснения и страха сексуальной свободы, расправилось и дало возможность дышать, кричать и любить…

Плавиться и делиться жаром…

Брать и отдавать…

Утомлять и уставать…

И спать, спать, спать…

И проснуться с улыбкой на губах.

Провести ладонью по телу и обнаружить, что на тебе пижама, а нога все еще болит.

Черт.

– Киса моя, ты готова? – Кирюсик стоял под дверью и орал на весь подъезд.

– Сейчас! Только тапочек к ноге привяжу.

Дверь открыла, опираясь о косяк.

– Давай ключи! – босс требовательно пошевелил пальцами.

Я по стенке отступила в сторону.

– Только на верхний закрывайте, нижний не работает.

Едва успела повесить сумку на плечо, как Кирюсик нырнул куда–то мне под ноги.

– Ух, Ключева! Я, конечно, люблю девушек в теле, – босс крякнул, поднимая меня на руки, – но тебе пора следить за весом.

Хотела взбрыкнуть, сказать, что пойду сама, но передумала. Пусть тащит. Не одной мне страдать.

– Это куртка тяжелая, – я попыталась объяснить, что худеть не надо. – И сумка тоже. В ней банка с солеными огурцами.

– Трехлитровая?

Стыдливо промолчала. В банке и четыреста грамм нет.

Машину Кирилл Петрович, оказывается, подогнал к самому подъезду. Водрузил меня на сиденье и рукавом вытер вспотевший лоб.

«Посмотрим, как ты меня потащишь в аптеку», – мстительно подумала я и замерла. В балконное окно на меня смотрели сестры. Напряженно вытянутые шеи, поджатые губы.

Я опустила глаза, делая вид, что пристраиваю сумку на коленях.

«Они мне приснились или нет?»

Никаких следов пребывания соседок в квартире я не обнаружила. Чуть ли не с лупой обследовала подушку, на которой вчера спал Лямур, но не нашла ни волоска, ни пятнышка.

Надо бы почитать о побочных эффектах сильного обезболивающего. Вдруг оно вызывает галлюцинации? Что–то такое помнится о судорогах, сердцебиении и бреде.

Не хочу свой чудесный сон называть бредом. Не хочу.

Восхождение в аптеку далось Кирюсику еще труднее. Дышал он тяжело.

Поставив меня у двери, полез за ключами.

– А где баба Зоя?

– Зоя Владимировна за нерадивость была…

– Уволена? – выдохнула я в образовавшуюся паузу – босс не мог попасть ключом в замочную скважину. У него от напряжения дрожали руки.

– Нет. Зачем? Переведена в другую аптеку. Туда, где нет выложенного плиткой крыльца.

Через порог я переступила сама, но тут же была усажена в кресло–каталку, о котором заблаговременно позаботился Кирилл Петрович.

– Вот тебе трон, – торжественно возвестил он, подкатывая меня к кассе, – а вот царство и казна. Властвуй! Вечером вернусь, проверю. Умаялся я с тобой, Ключева.

Уже у порога обернулся.

– А попа у тебя мягкая. Мне такие нравятся.

– Я девочек люблю, – крикнула я боссу вдогонку. Но он услышал.

– Это не делает твою попу жестче, – выдал он, вернувшись, но не полностью – сунул лишь голову в дверь. Прощальный воздушный поцелуй, и Кирюсик, наконец, уехал.

Я не знаю, какой бог правит больными и немощными, но сегодня он явно меня пожалел. Визиты были редки, рецепты не требовали крутить колеса в сторону склада, а новая уборщица Зухра совсем не говорила по–русски.

– Яхши? – спросила она меня, оглядев чисто вымытый пол. Наверное, это означало «хорошо».

– Яхши, – ответила я, удивляясь ее сросшимся на переносице бровям. Вот и все общение.

– Мне приехать?

Я сама позвонила Галке.

– Нет, не надо, – ответила я ей. – Меня тут на руках носят.

– Слушай, я про твой новый сон… – Гала немного помедлила. – Может быть, тебе у самих соседок спросить, приходили они вчера к тебе или нет? Так и скажи: «Здравствуйте! Спасибо за вкусный суп!», а сама посмотри на их реакцию. Если удивятся, значит точно приснились.

– А если нет?

– Попроси еще супа. И того пирожного, что отправило тебя к королю.

– Думаешь, это оно?

– Оно. Или вчерашний шок и сильнодействующее лекарство. Ты на всякий случай еще раз скажи, как оно называется.

– Хочешь почитать аннотацию?

Нет, все–таки Галка отличная подруга. Такая заботливая.

– Нет. Хочу выпить. Два оргазма за ночь… Говори, я записываю…

– Киса моя! Ты готова? Трехлитровый баллон уже опустошила?

Я мстительно сузила глаза.

Кирюсик оделся полегче. Никакого новомодного пальто. Дутая куртка, на голове спортивная шапочка с трилистником.

– У вас штаны как у нашей новой уборщицы, – сказала я, разглядев полосатый принт adidas.

Худшего оскорбления я не смогла бы нанести. Кирюсик, усаживаясь на водительское место, взглядом изобразил громовержца.

– Ты что–то путаешь, Ключева.

– Никак нет. Вы сейчас одеты в излюбленную фирму братков и гастарбайтеров с юга.

– Приглядись внимательно, Ключева. Учись отличать подделку от оригинала.

– А вы, значит, оригинал?

– Все, Ключева. Приехали.

– А на ручки?

– Вон тот бугай поможет, – Кирилл Петрович тут же распахнул дверь и крикнул в спину входящего в подъезд мужчины: – Товарис–ч! Товарис–ч! Можно вас на минутку?

Парень в черной куртке, с надвинутой на глаза шапочкой и обмотанный весь огромным шарфом, не веря, что обращаются к нему, обернулся. Его спортивные штаны тоже были украшены тройной полоской. Скорее всего, они были пошиты какой–нибудь китайской фирмой abibas. Яркий пример местного братка.