хныкать, как баба. Хорошо, вовремя Аластар на глаза попался, а то бы опозорился почище Цили. Тогда бы и ему конец пришел.

Мысль эта гвоздем вонзилась в мозг. А ведь правда, что мешает Аластару избавиться от Умета, как он избавился от Цили? В историю с побегом Умет не поверил ни на секунду. Знал, не стал бы Циля без него бежать, побоялся бы. Циля по натуре трус, непонятно, как он вообще в группе оказался. Как мог Аластар его выбрать? Впрочем, Умет знал, почему Аластар взял его под свое крыло. Надеялся доить Цилиного папашу-банкира и жить припеваючи. Только старик у Цили покрепче сынка оказался. Ни разу копейки сыну не дал. Сказал: раз из дома ушел, значит, сам себе дорогу пробьешь.

Аластар поначалу попыток не оставлял, долго с отцом Цилиным «яйцами мерился», потом обозлился, бросил затею, но Цилю не выгнал. Может, пожалел, а может, просто для численности оставил. Раньше в группе народу много было, Умет помнил каждый из аластаровских наборов. Наберет Аластар ребят что позлее, выжмет из них все, что можно, и выбросит на обочину. Только его, Умета, и выделял из всех. Почему? Кто его поймет? Может, сила его Аластару импонировала. Он ведь и в пятнадцать здоровяком был, а с годами только крупнее становился. Даже лишения и кочевая жизнь его бицепсы не иссушили. Ну, и послушным он был. Всегда слово Аластара держал.

Сейчас не то, теперь он многое понимал, на многие вещи по-другому смотрел. Да только что с того проку? Жизнь просрал, молодость загубил, куда ему без Аластара идти? Некуда. А уйти Умету очень хотелось. Надоела и жизнь кочевая, и эти никчемные вылазки, и идеи детские о «чистоте мира», заботой припудренные. Кому он нужен, мир этот? Кому мешают бомжи и пьянчуги? Зачем они вообще этим до сих пор занимаются? Сколько сейчас Аластару? Под тридцатник, поди. Ему, Умету, уже двадцать три, а Аластар его лет на пять старше. Ну, и куда они в итоге дойдут? Полтинник стукнет, а они все с бомжами воюют?

– Слушай, не отсвечивай, с мысли сбиваешь!

Умет вздрогнул от неожиданности. Он и не заметил, что мечется по поляне, точно зверь загнанный. А он и есть зверь. И загнали его в угол, это тоже верно. Но бегать перестал, отошел в сторону, опустился на капот «Москвича», руки на груди скрестил. Аластар сидел, закрыв глаза, ладони прижал к ляжкам. Он частенько сидел в такой позе, Умету это смешным казалось. Раньше. Сейчас он поймал себя на мысли, что хочет одного: подойти тихонько к лидеру, обхватить его голову своими здоровенными ладонями и сжимать их до тех пор, пока между пальцами мозг Аластара не потечет.

Теперь он его ненавидел. Втайне, конечно, но ненавидел люто. За то, что жизнь ему поломал, за то, что монстром сделал, за то, что крова лишил. Да что крова, он будущего его лишил. Циля это раньше понял и его, Умета, подбивал, чтобы Аластара бросить. Пойдем своей дорогой, говорил. Я отцу в ножки кинусь, покаюсь, он и простит. Как короли жить будем, только Аластара бросить нужно. Умет его не слушал, старался не слушать. Куда они теперь, когда не только руки по локоть, весь по пояс в крови. Жаль, не послушал Цилю…

Аластар, видно, почувствовал настрой Цили. Недаром он его укокошил. Циля бы с крючка точно сорвался. Не сегодня, так завтра. Или через неделю. Как только в большой город приехали бы, так он бы и свалил. А теперь ему, Умету, в одиночку этого монстра терпеть. Как-то все обернется? Куда они пойдут и чем займутся? Снова будут убивать? На двоих шестьдесят четыре удара, это же рука отсохнет. Может, это правило Аластар отменит? Да только надеяться на это – пустое дело. Аластар придуманных им же самим традиций и ритуалов крепко держится.

– О чем задумался?

И снова голос Аластара застал Умета врасплох. Он вздрогнул, открыл глаза:

– А? Что?

– Спишь, что ли? Просыпайся, совет держать будем, – приказал Аластар. – Подгребай ближе, разговор есть.

– Пожрать бы чего, – вздохнул Умет; в животе предательски заурчало.

– После жрать будем, когда проблемы решим, – заявил Аластар. – В город нужно выбираться, здесь сидеть смысла нет.

– Пешком пойдем? – удивился Умет. На его памяти такого еще не случалось, чтобы Аластар пешком ходил.

– Машину нужно найти. Или эту починить. Я посмотрел, там в бардачке книги есть технические. Утром изучишь, может, что-то и получится.

– Это вряд ли, – вздохнул Умет. – Я починкой никогда не занимался.

– Разберемся, сейчас не эта проблема самая насущная.

– Жрачка точно важнее.

– Нет, Умет, сейчас главное – решить, как дальше действовать будем. Цили теперь нет, новых бойцов пока взять неоткуда. Справимся вдвоем, как думаешь?

Умет внутренне напрягся. «Вот он – момент, от которого зависит твоя жизнь», – подумал он про себя, вслух же сказал то, чего от него ждал Аластар:

– Справиться можно, если с умом подходить. Дело не особо сложное. Да и разница не велика, двое или трое.

– Правильно мыслишь. – Аластар продолжал зорко следить за выражением лица Умета. – Только теперь эффективность придется увеличить. Из-за кого погиб Циля? Из-за этих ублюдков, которые свою жизнь прожигают, воздух портят и людям честным жить не дают. Так?

Умет кивнул, произнести что-то вслух он побоялся. Голос наверняка его подвел бы, выдал тайные мысли, выдал гнев, разрывающий его изнутри. «Вот ведь ублюдок, Цилиным именем прикрывается», – зло думал он. Потом вдруг, совершенно неожиданно, гнев иссяк. Секунду назад он смотрел в глаза Аластара и готов был его растерзать, а теперь сидит и умиляется его речам. Ведь все верно говорит, все правильно. Кто виноват в смерти Цили, если не паршивые нарики и алкаши? Не было бы их, не нужно было бы Циле из дома уходить, по городам чужим шляться. Не от кого было бы мир очищать. Верно, все верно говорит Аластар.

– Так, – ответил за Умета сам Аластар.

Он видел, как изменилось выражение глаз единственного его бойца. Значит, гипноз снова подействовал. Можно на время расслабиться. Из всех его бойцов, которых он набирал на протяжении десяти лет, Умет легче всего поддавался гипнозу. Аластар мог внушить ему все что угодно. Парень и жизнь бы за него отдал, вздумай Аластар потребовать от него такой жертвы. Только зачем ему это? Пусть живет, крепкие руки всегда пригодятся.

– На пути у нас Тихвин. Дойдем до него, найдем жертву, избавим мир от грязи и пойдем дальше, – медленно, почти нараспев, произнес он. Умет согласно кивнул, на этот раз искренне. – А сейчас ложись спать.