спокойна. Она успела подумать, что, возможно, погибнет, и тогда у Шварца будут большие проблемы, но, скорее всего, не погибнет. Напряжение тела доставляло ей удовольствие, это был длинный и приятный момент, а потом напряжение, будто само по себе, утроилось, руки, ноги, спина действовали самостоятельно – она вышвырнула себя наверх, на пятачок плоской земли, и через секунду лежала, расслабленная, лицом к небу и улыбалась.

– Вы должны беречь руки, у вас красивые руки, – сказал Марко. Достаточно нелепый комплимент, особенно в таком исполнении: тихо и торопливо, глядя в сторону.

Нина поняла, что высокомерие писателя было не высокомерием, а болезненной застенчивостью. Он не умел общаться.

Она показала ему открытые ладони и сказала по-русски:

– Счесала на камнях.

Лицо его изменилось, стало растерянным, потом он улыбнулся и сказал с сильным акцентом:

– Не надо «счесала на камнях».

Нина вспомнила, что из Белоруссии его вывезли ребенком. Пока она думала, что и на каком языке сказать теперь, он кивнул и ушел по тропинке. Посмотрела ему в спину – такой сутулый, почему Рената не выправит ему спину. Опять посмотрела на робинию. Это был единственный их короткий разговор до ее «отпуска».

Утром в день «отпуска» она получила в приемной свои электронные приборы. Радовалась, как ребенок перед каникулами. Хотелось самой сесть за руль, но не полагалось, в городок ее отвез водитель (местный, молчал, потому что не говорил на ее языках), мимо нежных полей с терпким запахом. Издали заметила церковь – высокую и неровную: местные рассказывали, что в семнадцатом веке в башню ударила молния, но башня не загорелась, а приняла другую форму – такая форма больше нравилась Богу.

По улочке, мимо черных домов с большими балконами, потом мимо беленых домов с сохнущим бельем и толстыми веселыми хозяйками, спустилась к главной площади. На площади сегодня был рынок, пахло соленой рыбой и клубникой. Зашла в кафе. Хозяйка узнала и радушно поприветствовала ее, Нина мало что поняла, но улыбнулась своей детской улыбкой и попросила чай с молоком. Она немного замерзла в утреннем воздухе. Включила все одновременно: смартфон, планшет, ноутбук.

Вынырнула в большой мир с его терактами, пропущенными днями рождения и новыми клипами. Друзья прислали ссылку на статью «Олигарх запер дочь в психушке». Когда же ее так сфотографировали – будто пьяную? Как ей это неинтересно. Ввела в поисковике «Марко Счицевски». Сколько результатов. Непохожий портрет. Ничего о той Нине.

«Луна прозрачная, через нее видно дальнюю туманность. Лунный камень в руках с каждой секундой становится тяжелее. У нас здесь такая тишина, какой еще не было, а может, была перед большим взрывом. Когда еще не было ни времени, ни пространства, ни тебя, мама. Чего мы ждали? Колеса гремят на стыках рельсов. К чему мы стремились? Нет первичного океана. Нет воды. Нет света и тьмы.

У нас здесь такая тишина, а нам хочется музыки – особенной музыки, которую мы смогли бы полюбить. Но вся музыка вылиняла, а мы едем и едем в разваливающемся поезде, вагоны качаются, мне надоело, но из поезда не выскочить на полном ходу, о, как хочется вернуться, но не знаешь куда, любой пункт, в который можешь вернуться, в пространстве или во времени, отталкивает, потому что оттуда тоже хочется вернуться, но куда? Может быть, во времена до большого взрыва, нельзя говорить „во времена“, потому что тогда не было времени, мама, тебя не было, так не бывает, тогда еще не было тогда, это дает повод надеяться. Колеса что-то с хрустом давят. Мы едем в другую сторону, в другую страну. Мама, тебе страшно. А мне не страшно. Мне скучно. Я знаю, что тебе не будет хорошо».

Нина искала не тексты. Ввела «счицевски нина», кликнула «изображения». Много обложек книг. Пролистала.

Первая фотография. Маленькая блондинка смотрела на нее с монитора, криво, совсем невесело улыбаясь. Ничего общего. Маленькая, беленькая, но другие черты лица. Брови другие, рот другой формы, другая фигура, другая осанка (следующее фото), другая одежда, другая прическа, глаза жирно подведены черным, как, а главное, для чего жить с таким выражением лица?..

Фотографий другой Нины было всего три, не очень хорошего качества, они повторялись на нескольких сайтах в разном размере и разной цветовой гамме. На одной фотографии та Нина была одета в водолазку и джинсы с высокой талией, на другой, уже цветной, – в ажурную оранжевую кофточку и длинную юбку, на третьей – снова водолазка и брюки. Волосы на всех фото пышно уложены, глаза накрашены.

Почитать о ней больше не удалось, в Википедии Нина вообще не упоминалась, зато много писали о супруге Марко Ирме, на самом деле педиатре, сотрудничавшей с организацией «Врачи без границ».

Нина расплатилась. Не ответив на прочитанные сообщения (и не прочитав бо́льшую часть), выключила планшет и ноутбук, оставила включенным только телефон – чтобы вспомнить ощущения нормального человека на связи. Телефон положила в сумочку (он привычно вздрагивал раз за разом), остальное оставила в кафе под присмотром хозяйки, которой улыбнулась по-детски беспомощно.

Рынок гудел чужим языком и шелестом пластиковых пакетов, с площади Нина свернула на привокзальную улицу, где старые полуразвалившиеся особняки с выбитыми окнами чередовались с обычными современными торговыми центрами. Зашла в один из торговых центров, побродила между примерочными кабинками и стойками, отослав мешавшую продавщицу с ее ломаным английским. Купила себе пять водолазок разных цветов, кремовую ажурную кофточку, длинную коричневую юбку и брюки с высокой талией. Спустилась на первый этаж, в отдел косметики. Купила серые тени для век, жидкую подводку и черную тушь для ресниц. Покрутила в пальцах эти вещицы – никогда раньше не пользовалась. Снова поднялась, купила несколько пар старомодных темных джинсов.

С пакетами свернула в переулок, потом в другой – здесь не чувствовалось близости магазинов. Села на самодельную скамейку под кленом и с удовольствием закурила (в Центре духовной регенерации не было запрещено, но там не курила). У входа в один из домов стоял мотороллер. Пахло пылью. Мальчишки перекрикивались, потом замолкли. Две женщины из разных домов говорили о чем-то на своем, по пояс высунувшись в окно, их чужеродные голоса летали над двориком. Из-за темного стекла на верхнем этаже на Нину долго смотрела местная старуха. Их взгляды встретились. Нина поздоровалась, старуха ответила и исчезла внутри своей квартиры. Через несколько минут закрыла ставни.

– О, да у нас появилась девочка-вамп, – сказал на следующий день Шварц. Прозвучало почти оскорбительно.

– Я накрасилась, потому что я женщина. Я хочу, чтобы меня воспринимали как женщину, а не как ребенка. Разве это признак нервного расстройства?

– Кто должен воспринимать вас как женщину? Серж с его нависшими бровями? Или, может, Американец?

– Это не связано с мужчинами. Я