грибы, из паха и подмышек. Со временем бубоны чернеют и крошатся, а инфекция, проникшая в кровоток, огненным потоком разливается по каналам организма, подводя жертву к агонии смерти. Многие на последнем издыхании, кривя рты и пуская пену, проклинают Бога, а тьма в их глазах бурлит, будто кипящее масло.

Болезнь мало кого щадит. Выживают те, у кого загноившиеся бубоны разрываются, но Юстиниан сомневается, что дальнейшая жизнь соразмерна цене каждодневных страданий. Ибо поборовшие недуг люди неизбежно становятся калеками с уродливыми лицами, перекошенными до жути, и мышцами, постоянно дёргающимися до такой степени, что трудно удержаться на ногах.

В считаные дни болезнь охватила все кварталы Константинополя, и Юстиниан решился на принятие крайних мер. Один из его советников — человек необычных взглядов и идей, пренебрегающий наставлениями астрологов и лекарей, — предложил закрыть городские ворота и прекратить всякое передвижение по улицам. Император согласился. Позже он приказал собирать покойников по домам и хоронить на краю города. Когда огромные ямы заполнились, а работники погребальных команд замертво повалились в вырытые ими же могилы, Юстиниан повелел растворять мертвецов.

Для вышеозначенной цели была отведена башня. В полу топорами прорубили большое отверстие и сбрасывали тела в этот импровизированный каменный мешок. Сверху лили едкий раствор щёлочи, чтобы трупы разжижались и стекали друг по другу. Образовавшееся зловоние напоминало адские испарения, и ядовитое туманное облако нависло над столицей, словно саван для империи, конец которой предрешён.

Феодора шевелится. Она бормочет короткую молитву и опускает его голову на пуховые подушки. Нежно, очень нежно. Его лоб горит от отсутствия её поцелуя. Она отходит… приостанавливается. снова возвращается к постели. Она касается губами его лба.

Он не открывает глаза. Он не может смотреть на неё. даже когда она отворачивается и отступает к выходу, задерживаясь лишь для того, чтобы проститься.

— Отдыхай, любовь моя, — шепчет она. — Скоро твои мучения закончатся.

Затем она исчезает за занавесками. Лёгкие шаги удаляются по коридору, а последние нотки духов заглушаются запахами благовоний.

Комната пуста. Он один.

Снова шелест занавесок.

В глазах мутнеет, а следом накатывает волна пульсирующей боли, сопровождаемая испепеляющим жаром лихорадки. Чудится, что в комнате кто-то есть.

Он шарит взглядом по дальним углам комнаты. Он не смеет повернуть шею. Бубон на горле настолько разросся и воспалился, что любое неосторожное движение может привести к потере сознания. По занавескам пробегает рябь, будто от слабого ветерка, хотя воздух остаётся застоявшимся и удушливым.

— Да? — хрипит он, не в силах поднять голос выше шёпота.

Ответа нет.

Занавески слегка раздвигаются, в результате чего тени возле них смещаются, скручиваются, распадаются на неровные куски. Из образовавшейся щели в комнату просачивается видимая тьма, которая клубится дымом цвета густейшей из теней. Она пересекает комнату, надвигаясь беззвучно и безостановочно, приближаясь к постели с неумолимой медлительностью мирового океана, чьи приливы способны поглощать даже горы.

Возле постели тьма обретает чёткие очертания, складываясь в тонкую фигуру: безволосую, в лохмотьях, ростом выше самого высокого из воинов. Она склоняет голову, словно в знак почтения. Её голос схож со скрипом кедра в бурю.

— Ваше Величество, — произносит она.

— Наконец-то ты пришла, — шепчет Юстиниан. Он чувствует облегчение. Уже несколько дней он ждёт последнюю посетительницу своего смертного ложа.

— Это чистая правда, что я пришёл, — доносится в ответ. — И что мой визит долго откладывался. Однако боюсь, что я не совсем тот, кого вы себе представляете.

— Не… Смерть?

Фигура отрицательно мотает головой.

— Я лишь одно из лиц тьмы, Ваше Величество. Маленькая смерть, что всегда с вами: конец, который вы несёте в себе, как и остальные люди, будто тайну. Ту, которую никому нельзя доверить или открыть… даже любимой женщине.

— Кто же ты тогда?..

— Я здесь новичок, — молвит незнакомец. — Веками я жил среди пирамид и колышущихся песков Египта. Меня называли «фараоном». Я имел власть, блистал ужасом, но мой голод был… ненасытен… Ваши нынешние страдания весьма значительны. Я знаю. Тем не менее, вы не можете даже вообразить, каково это — тысячи лет терпеть голод, который невозможно утолить. Итак, я отправился на север и прибыл в ваши земли прошлой весной.

Наступает понимание.

— Ты. всадник Апокалипсиса? Мор?

Визитёр пожимает плечами. Одно плечо на мгновение отделяется, зависнув в воздухе клубящимся дымом, а затем вновь воссоединяется с телом.

— Это правда, что некоторые именно так меня и именуют. Для других я просто Чёрный Человек. Вам я, должно быть, кажусь тенью, словно старуха Смерть, прихода которой все люди боятся. На самом же деле я материален по своей природе и мало чем отличаюсь от вас. В то время как вы состоите из крови и костей, моё тело сформировано из миллиона крыс и миллиарда насекомых — все они собраны воедино, сконцентрированы во мрак, более глубокий, чем любой иной… В апреле текущего года я сел на корабль, идущий в ваш город. Прибыв на место, я сошёл на берег. С тех пор тружусь не покладая рук. Но голод не ослабевает, а я всё больше… устаю.

Голос надламывается, будто кедр под порывом ураганного ветра.

Повисает тревожная тишина.

— Я не понимаю, — выдавливает Юстиниан. — Если настало моё время… то, пожалуйста, забери меня, и давай покончим с этим делом. Больше не продлевай мои страдания.

— Вы неправильно истолковали цель моего визита, — тяжело вздыхает посетитель. — Я пришёл к вам не как правитель — хотя многие считают меня таковым, — а как проситель.

К удивлению Юстиниана, незваный гость подгибает ноги так, что оказывается на коленях, а его голова возвышается над скомканным одеялом.

— Ваше Величество, я пришёл сюда, чтобы просить… просить об услуге и сделать предложение.

Юстиниан закрывает глаза. Комната вращается, потолок давит. Император сомневается в себе, сомневается во всём. Когда он открывает глаза, тьма не шевелится. Она стоит перед ним на коленях, склонив голову, словно верный подданный, неподвижно ожидающий приказа.

— Какую… услугу… я могу тебе оказать? — взволнованно шепчет Юстиниан. — Тебе, имеющему такую власть. Тебе, которому не может указывать ни один император.

— Я умираю, — заявляет визитёр. — Вы победили меня. или почти победили. Голод растёт, а силы меня покидают. Это правда, что люди гибнут на улицах каждый день, однако вы поймали меня в ловушку, заперев в стенах города. Есть другие земли, в которых я мечтал побывать. Есть империи, о которых я слышал и которые никогда не увижу.

Я умру здесь, Ваше Величество, но не в одиночестве.

— Да, — соглашается Юстиниан. На его теле пульсируют бубоны — ноющие, ядовитые, стремящиеся распространить свой губительный огонь через кровоток по всему организму.

— Ваше время действительно близится, — говорит посетитель. —