— Да, — задумчиво подтвердила Сима. — А ведь если бы не уехал, и тебя бы не было.

— Как не было?

— А так, — засмеялась Сима. — Женился бы на ком-нибудь другом, и был бы ты не ты, а какой-нибудь Колька или Юрка.

Генка даже остановился. Как это — его не было бы? Чушь какая! Ну… может, он немного другим был: глаза, может, не серые, а черные, волосы потемнее, ростом пониже. Вспомнился мальчишка, встреченный в лесу. Может, это и был бы он — Генка? Хм…

Генка так задумался, что очнулся, только когда Сима дернула его в сторону, а немного впереди, обогнав их, остановился мотоцикл.

— Садитесь, чего пешком идете, — как-то виновато сказал вчерашний парень.

— Такси не попалось, вот и идем пешком, — покраснев, с вызовом ответила Сима.

— Одному можно и на багажник, — продолжал парень, словно не замечая ее тона.

Генка посмотрел на ушастого парня и, радуясь, что Сима опять не хочет ехать с ним, насмешливо сказал:

— Сами не свалитесь со своего примуса. А мы и без вас обойдемся.

Злой Симин взгляд ожег его. Мотоцикл тут же рванулся, и вслед за ним рванулась Сима. Потом он увидел, как оглянулся парень, взметнулась рядом с ним пестрая косынка…

Поворот… И ничего не стало. Одна косынка заполоскалась на ветру, втягиваясь в полосу заката. Все меньше, она, меньше. И наконец исчезла вместе с солнцем.

— А ты где отстал? — спросила мать, когда он поднялся на крыльцо.

Над столом уже горела лампа в абажуре, и Сима, не глядя на Генку, процеживала молоко.

— Пей молоко и ложись. Завтра рано вставать, — напомнила мать.

Встали до солнца. Мать нервничала, торопила Генку. Бабушка вынимала из печи пирожки с луком и яйцами складывала в узелок.

— Пошли, что ли, а то мне на ферму пора. — Сима резко поднялась со стула.

— Ты иди, что нас провожать, вещей нет.

— До большака вместе дойдем, — строго сказала бабушка.

— Ну зачем вам беспокоиться?

Бабушка всхлипнула, отвернулась.

— Не надо, мама. — У матери тоже повлажнели глаза. — На будущий год, может, приедем. Федя возьмет отпуск летом, и приедем.

Мать с бабушкой под руку шли впереди, а Сима и Генка плелись сзади.

— Федору скажи, пусть мать не забывает, — сурово говорила Сима. — Не сто лет ей отпущено.

— Скажу.

— Могли бы сюда приехать, чего по морям-то делать. Здесь тоже река, если без воды не можете.

Откуда-то со стороны подъехала телега.

— На станцию? — спросила бабушка.

Возница, мальчишка лет пятнадцати, с интересом уставился на них.

— На станцию.

— Захвати вот пассажиров, — приказала бабушка.

Мальчишка остановил лошадей, слез с телеги и стал расправлять сено. Бабушка положила узелок с подорожниками, как она называла пирожки, и стали прощаться. Генка протянул руку Симе. Она взяла его руку, поймала убегающий взгляд:

— Сердишься?

Генка набрал побольше воздуху:

— Чего там…

Второй раз за эти три дня Сима мирилась первой.

— Приезжай. Мы с тобой за ягодами пойдем, за грибами. Я места знаю, везде вдвоем будем ходить, только ты да я.

— Ладно.

Сима ткнулась ему в лицо сухими пушистыми волосами, крест-накрест расцеловала бабушка. И они остались на пригорке, чтоб нескончаемо долго мог видеть их там Генка, в то время как тарахтящая телега увозила его в новые края.

II

Из санатория, в который у матери была путевка и где после дороги отдохнули и переоделись, отправились искать жилье Генке. Прошли набережную с белоснежными зданиями санаториев, пересекли шумную улицу с очередями за газированной водой и свернули в какой-то переулок. И сразу все изменилось. Ни сверкающих витрин, ни громкого смеха, ни разноцветных зонтиков. Тихая, уютная улочка с тихими домами, притаившимися в зелени. Казалось, и солнце не палит здесь так нещадно. Редкие в этот час прохожие не поражали ни своими костюмами, ни загаром. Будто здесь шла совсем другая жизнь — трудовая, будничная.

Во дворе дома, куда они вошли, никого не было. Но на веревке висело только что развешанное мокрое белье. Значит, кто-то здесь был недавно, сейчас.

Постучали в одну из дверей. Никто не ответил. Толкнули дверь — она легко отворилась.

— Есть кто-нибудь?

Молчание.

Генка заглянул за пестрый полог и увидел… ноги.

— Можно? — спросила мать.

Ноги дрогнули, и из-под кровати вылез мальчик лет двенадцати-тринадцати. Оказывается, он мыл пол. Рядом стояло ведро с водой, а в руках тряпка.

— Я насчет комнаты. У вас не сдается?

— Нет, — ответил мальчик. С тряпки стекала вода, но он, видимо, нисколько не стеснялся, что его застали за таким «девчоночьим» занятием.

— Мне только сына. Я-то сама в санатории буду.

— У нас негде. Вы спросите в третьей квартире. Пойдемте, я покажу.

В чистой кухоньке резала лук городского вида кругленькая старушка.

— Ты, Сашок? — спросила она, протирая глаза.

— Я.

— Чего же ты рубаху на солнце повесил? Выгорит.

— Я, бабушка, жильцов к вам привел.

— А-а, — приветливо откликнулась старушка, — проходите, а ты, Сашок, покличь Тоню.

В комнате с нарядной мебелью было чисто. Висела на стене диковинная картина: не поймешь, что на ней — полоски и кубики; большая фотография с очень знакомым лицом и подписью чернилами: «Собратьям по искусству Петрушке и Юленьке от Ника».

Через минуту вошла девочка. Она поздоровалась и внимательно осмотрела Генку.

— Вот, Тонечка, постояльцы просятся.

— Я знаю, — ответила девочка. — Пусть. Наши не скоро приедут.

— Готовить ему или в едальню ходить будете? — спросила бабушка.

— В столовую? — не поняла мать.

— Ну да, по-вашему — столовая, по-нашему — едальня.

— Я была бы рада, если б вы смогли ему готовить.

— Только чтоб без заказу. Что нам, то и ему.

Мать посмотрела на румяную девочку, на приветливую, опрятную старушку.

— Я буду очень рада. Он в еде не капризный.

Потом договорились о цене, а Генка с тоской поглядывал во двор. Что он здесь будет делать? Мальчишка, как баба, стирает, пол моет, может, еще и обед варит, девчонка из себя взрослую корчит.

Но вечером, когда он снова вернулся сюда, все оказалось совсем по-другому. На качелях, привязанных к высокому развесистому дереву, взлетал к небу Саша. А на дереве сидела и ела какие-то ягоды вся перемазанная от них, как от черники, небольшая девчушка. Саша, заметив Генку, остановил качели, подбежал к нему:

— Пришел?

— Пришел.

— На море уже был?

— Был. Только мы еще не купались.

— Мы завтра за мидиями идем. Пойдешь с нами?

— Какими мидиями? — спросил Генка. Он в жизни ни о каких таких мидиях не слыхивал.

Слезла с дерева и девочка. Она была в одних трусиках, и все ее смуглое тело