– До… бей! – По губам понял он.

Выпрямившись, ярл оглянулся. Бой продолжался, гремело железо, над строем мелькало оружие. Его глаз зацепил равномерно вздымавшуюся и опускавшуюся алебарду кого-то из Олеговых воинов. Ее движения напоминали бездушную машину, виденную им в Полоцке. Молот, приводимый в движение колесом, опущенным в реку, так же равномерно и равнодушно ковал раскаленное железо, придавая тому нужную кузнецам форму. Ярл отвернулся и посмотрел на двух телохранителей князя, стоявших поодаль. Вздохнул, вынул меч и, взявшись двумя руками на выдохе, вонзил его в грудь князя. Лицо князя, смотревшего на ярла вопросительно, в последнюю секунду жизни разгладилось и стало умиротворенным. Он дернулся, руки с силой сжали черен меча, лежавшего у него на груди, и он умер.

Ярл постоял над ним, склонив голову, а потом, сняв с пояса рог, подал сигнал. «Стена», промедлив несколько секунд, сделала три шага назад. Противник не преследовал. Воцарилась тишина. Ярл протиснулся сквозь строй и вышел вперед. Секундами позже к нему приблизился Олег.

– Князь Аскольд Дир освободил всех от клятвы сражаться до смерти или победы, – громко, чтобы слышали воины обеих дружин, произнес ярл.

Воины бывшего князя на это ответили молчанием, а над киевской дружиной пронесся вздох облегчения. Хотя потери среди них были значительно меньше, желания убивать своих собратьев у них не было.

– Твое решение, князь? – обратился уже к Олегу ярл.

Олег оглядел обе «стены».

– Воины! Вы все стали заложниками чести. Чести слова, чести клятвы! Вы заплатили за это кровью и жизнями. Заплатили достаточно, чтобы ни у кого не возникло сомнений в вашей храбрости и верности. Здесь и сейчас, тут – на этом поле – нет врагов. И мы, и вы бились честно и храбро. А погибшие достойны славы и тризны. Будет правильным и честным завтра возложить на погребальный костер всех погибших. И князя Аскольда в том числе.

Чествование погибших закончилось через три дня. Большая часть рати, пришедшая с Аскольдом Диром, погрузилась на лодьи и ушла вверх по Днепру. Но часть, меньшая, осталась, изъявив желание служить киевскому князю. Вяземская дружина осталась ждать – за ней уже шли пароходы.

Глава 14

Самсонов, нагнувшись и прильнув к мягким резинкам окуляров ТЗК, рассматривал приближающиеся драккары. Сомнений быть не могло – нурманы шли к берегу и команды их готовились к высадке по-боевому. Он оторвался и взглянул на карабин «Вепрь» с оптикой, стоявший рядом прислоненным к стене вышки. Рядом пристроились оба связиста, вооруженные мосинками, и главный по парусникам – Петрович с СКСом. Невысокий, светловолосый, щуплый – он отвечал за постройку парусных судов и подготовку команд для них. Это была его любовь, в той жизни практически не растраченная. Кому нужны были деревянные парусники в XXI веке? И сейчас, пока верфь была не построена, он являлся «свободным форвардом» в команде Самсонова. Однако его внешний вид не вызывал уважения у местных морских волков. И уж тем более вызывали у них недоверие слова о том, что именно он будет строить корабли и готовить их экипажи. По мнению местных, такой человек должен был выглядеть по-другому. Хотя то, что его в той жизни звали «Петровичем», говорило для Самсонова то, что авторитет у него был. И сюда попал он неспроста. Но как это объяснить местным, когда они видят то, что видят?

Лето пролетело в заботах как один день. Наверное, таким загруженным он был, лишь когда по распределению стал командиром БЧ своего первого корабля. Но сейчас хозяйство его было не в пример больше и разнообразней. Фактически одновременно строились верфь, плотина электростанции, крепость и поселок, который в перспективе должен стать городом. Работали артели, земснаряды и тяжелая строительная техника, местные жители, выползшие из прибрежных лесов, и которых сумел пристроить к делу новоиспеченный ярл Драговит. И все это шумело от зари и до зари. К осени успели построить электростанцию, отгородив от основного русла речки, идущей параллельно береговой линии и впадающей фактически в устье Западной Двины, канал. Перегородив его плотиной, получили электричество, не зависящее от количества солярки. Это было самое главное за этот период. Что еще важного? Неожиданно полезным оказалось то, что у него «под рукой» оказался род беглого лютича. Полезность его была сама по себе понятна, но дополнением, и серьезным дополнением, было то, что у лютича был драккар. И это на данный момент был единственный боевой корабль у Самсонова. С точки зрения офицера XX–XXI столетий, его боевая ценность была более чем сомнительна. Однако он был однозначно не хуже существующих кораблей потенциальных противников. Но пользу от наличия под его началом драккара Самсонов разглядел не сразу. И когда лютич заявил, что будет выходить в море и нести сторожевую службу, бывший капраз отнесся к этой идее скептически. Понимал, что у лютича есть вероятность обнаружения врагов на подходе, курсируя в Ирбенском проливе между Эзелем и материком. Однако понимал и другое – море большое, осадка у драккаров столь мала, что они ходили и по рекам, то есть какой-либо фарватер им был не нужен, и подойти враги могли с любой стороны. И без технических средств обнаружения вероятность встречи с ними крайне не высока. А уж ночью – практически нулевая. И потом, ну, увидят они противника. Так в любом случае он придет у них на хвосте. Связи-то нет. Но мешать не стал. Понимал он их, суровых мужиков, прикипевших всем сердцем к морю. Сам был такой. И с затаенной завистью наблюдал за светившимися радостью лицами ветеранов, которым лютич разрешил взяться за весла своего корабля в первом же походе в открытое море. Кормчему драккара Самсонов подарил компас, а вот от карты тот отказался. Сказал, что у него все тут, и указал на голову.

И вот теперь драккар лютича вел за собой погоню из семи таких же драккаров. В трубу, к которой он вновь прильнул, при двадцатикратном увеличении, Самсонов видел, что кормчий и сам ярл спокойны. Они, конечно, поглядывали на преследователей, но были уверены, что могут еще прибавить и увеличить отрыв в любой момент. На борту у них был двойной комплект гребцов.

А на берегу по сигналу тревоги уже готовился к битве гарнизон. Ромей, командовавший им, вывел подчиненные сотни на берег, решив биться там, лишая врага тем самым возможности разрушить и сжечь уже построенное. Самсонов в воинские дела ромея и лютича не лез, понимая, что это не его дело. В душе он даже побаивался местных, однажды