— А мой папа видел китов.

— Ври больше! Киты есть только в сказках.

— Неправда! Здесь их не осталось, потому что их истребили много лет назад, но в Гран Соль…

Мы плескались в воде и спорили. Рядом с нами разбивались волны, и Бискайский залив обдавал нас прохладой по пояс. Заходить глубже нам не разрешалось. Течение, сильный отлив, волны… Причины запрета были разными в зависимости от того, чей родитель находился поблизости, но все они казались нам ужасными. Детям постарше разрешалось больше, пусть и ненамного, но они хотя бы могли играть на волнах. Однако для шестилеток это было еще рано, и мы были обречены проводить время рядом с берегом.

— Давайте построим замок, — предложила Амайя.

Остальные согласились, что это хорошая идея, и мы побежали к берегу. Так мы и проводили летний полдень — то брызгаясь, то строя что-то из песка. Иногда мы играли в полицейских и разбойников или покупали фруктовый лед у мороженщика с фургоном. Если повезет, можно было выиграть еще одну порцию бесплатно, и это простое развлечение доставляло нам такую радость, будто мы сорвали куш в рождественскую лотерею.

В тот день мы были впятером, поэтому внешняя стена замка была сооружена очень быстро. На самом деле «замок» представлял собой всего лишь большую стену, за которой мы укрывались от волн. Чем выше стену мы строили, тем дольше прилив не мог ее размыть. И стену того дня мы запомнили до конца лета. Она была высокой и крепкой. А может, это волны были слабее, чем обычно, и им требовалось время, чтобы снести ее.

Я помню, что мы были за стеной, укрепляя участок, где волна оставила пробоину, когда появилась Айнара. Она бежала вприпрыжку и явно была чем-то взбудоражена.

— У меня тоже будет младшенький!

— Серьезно? — спросил я, отложив ведерко.

— Да, на Рождество. Когда родится твой?

— Кажется, в декабре, — сказал я. Мама что-то такое говорила.

— Рождество в декабре. Вдруг они родятся в один день, — заметил Горка.

— Нет, мой родится раньше. То есть моя, — поправился я, — мама говорит, что будет девочка.

— Здорово! Я тоже за девочку, — заявила Айнара.

— А кого выбрали твои родители? — спросил Горка.

Мы зашлись смехом.

— Это не выбирают, дурачок.

— А откуда ты знаешь, что твоя родится раньше? — поинтересовалась Амайя.

— Потому что я уже давно знаю, что у меня будет сестренка, а Айнара узнала только что.

Трудно поспорить, что это серьезный аргумент, когда вам всего шесть лет.

Мы так увлеклись обсуждением, что не замечали подкравшуюся волну, пока она не окатила нас, переливаясь через стену. Как обычно, мы завизжали и выскочили на сухой песок. Пару мгновений спустя наш замок исчез под натиском Бискайского залива.

Мать Айнары, должно быть, поделилась новостью с другими родителями, потому что когда мы подбежали за полотенцами, они поздравляли ее и гладили по животу. Они говорили, что уже заметно, но я не видел ничего необычного. Как и у мамы.

— Вот, держите, купите себе папайи. Вас угощает младшенький Айнары, — сказала ее мать, вручив дочери двести песет.

— Идет!

— Ура!

Вот так и прошел тот день на пляже Лайда — мороженое, беготня и брызги волн. Я был счастлив, очень счастлив.

* * *

— Привет, мама! Ты знала, что у Айнары тоже будет младшенький? — воскликнул я, едва мама открыла дверь. Мне не терпелось сообщить ей эту новость. Она обрадуется.

Она молча развернулась и ушла в гостиную.

Помню, как я медленно шел по коридору, понимая, что этот вечер запомнится надолго. Хотя лето было в самом разгаре, мне показалось, что дома было холодно. Это был ужасный холод — тот, что исходит от души и рождает невыносимую тревогу.

— Она говорит, что он родится на Рождество. А моя сестренка родится раньше?

Я произнес эти слова робко, опасаясь резкого ответа. Но не ожидал, что он будет таким жестоким.

— Ты ревновал, — пробормотала она. Она уставилась на экран телевизора — тот был выключен, и в нем виднелось ее собственное отражение. Я никогда раньше не видел под ее глазами такие темные круги — наверное, она долго плакала, и некому было ее утешить.

— Кого? — спросил я, ничего не понимая. — Айнару?

На несколько минут повисла тишина. Я не осмеливался ни пойти в свою комнату, ни открыть рот, ни уйти оттуда. Я так и замер в углу комнаты, рядом с дверью. Настенные часы очень медленно отсчитывали секунды. А она сидела на диване с таким отсутствующим видом, что само ее присутствие казалось невыносимым криком. Если бы не этот глубокий вздох и легкое дрожание губ, можно было бы подумать, что она умерла.

— Ты ревновал к ней, да? Ты не мог смириться с тем, что она заняла бы твое место. И поэтому ты убил ее.

Я ровным счетом ничего не понимал, но это звучало ужасно.

— Кого? — спросил я, чувствуя, как к горлу подступают рыдания. Я начинал понимать всю тяжесть обвинений.

— Ты убил ее. Ты чудовище.

Не знаю, что ранило меня сильнее — ненависть, с которой с ее губ слетали слова, или то, что она была не в силах даже смотреть на меня.

— Я никого не убивал. Где моя младшая сестра? — Я залился рыданиями, как никогда в жизни. Я много плакал в своей жизни, но никогда так горько, как в тот день.

Я помню тепло ее кожи, когда я бросился к ее животу и обнял его, покрывая поцелуями. Что случилось с моей сестренкой, которая жила там? Где она? Почему мама сказала, что она умерла?

Спустя несколько мгновений тепло исчезло — она отпихнула меня изо всех сил.

— Не трогай меня! — потребовала она и велела мне встать. Теперь она смотрела прямо на меня, и в ее глазах была ненависть. — Я больше никогда в жизни не хочу тебя видеть. Убирайся!

Она вышла из комнаты, хлопнула дверью и оставила меня в одиночестве, сбитого с толку и сломленного.