Шрифт:
Закладка:
— И?
— Когда мы пришли к нему домой, куратор усадил меня перед компьютером и велел играть. Брата он забрал с собой.
— Куда он его повел?
— В соседнюю комнату.
Внезапно в глазах Со Юджин блеснула догадка. По-прежнему не раздавалось ни звука, будто комнату для совещании придавило огромным прессом.
— Так…
— Обычно я играл час или два, а потом куратор велел прекращать. Но в тот раз я все играл и играл, а когда посмотрел на часы, понял, что прошло уже больше трех часов. Я вышел в гостиную, там куратор один смотрел телевизор. Я спросил его, где брат. Он ответил, что тот пошел в общежитие. — Минсу начал всхлипывать. — Брат не знал дороги в общежитие. И денег у него не было, как же он мог пойти сам? Я вышел на улицу, в тумане ничего не было видно. Только потом я узнал, что недалеко от дома куратора проходит железная дорога. Больше с тех пор я не видел моего брата.
— Он сказал, почему брат ушел?
— Нет. Он только сказал, что туман очень сильный, я могу заблудиться или наткнуться на каких-нибудь негодяев, которые причинят мне зло. Пообещал, что заварит рамён и потом отведет меня в школу. А я чуть с ума не сошел, переживая за брата. Он ведь и букв почти не знал, и номера телефона запомнить не мог. Но куратор повалил меня на диван. И стянул с меня штаны.
Сотрудница центра, услышав это, вскрикнула.
Бывает же такое… На тоненькой ручонке ребенка он замечает что-то странное — то ли гусеница упала с дерева, то ли рисинка прилипла. Он машинально цепляет это что-то пальцами и тянет. Из крохотной поры на коже, извиваясь, вылезает червяк. Сердце замирает, дыхание сбивается. Он несколько раз моргает, успокаивается. И снова приглядывается к руке. Там, откуда он только что стряхнул червя появляется новый, изгибаясь всем телом, длинным и узким, тоньше вьетнамской лапши. «Что за ерунда?» — думает он и опять тянет руку. А приглядевшись, видит, что из каждой поры на коже лезут омерзительные существа. Кан Инхо не выдерживает этого зрелища, жалость к ребенку тушуется перед отвращением.
Отвращение. Одно из чувств, которым Бог наградил человека, чтобы уберечь его от скверного и гадкого.
Кан Инхо отворачивается. Он хочет сбежать, но не может бросить ребенка. Червяки покрыли все тело ребенка. На лице ребенка безразличие. Он жует чипсы. Тянется к пакетику и рассеянно вытаскивает ломтик рукой, на которой словно танцуют тысячи червяков. Этот ребенок Минсу, этот ребенок — Юри, этот ребенок — Ёнду, этот ребенок — его дочь Сэми. Он хватает Сэми за руку. Хочет сказать: «Нет, нельзя!», но извивающиеся твари уже перебрались на его руку, продолжая свой танец.
— А-а-а!
Его собственный крик разорвал сон на рассвете следующего дня. Кан Инхо взмок от пота, мурашки кололи кожу. Даже выпив стакан ледяной воды, он не пришел в чувство.
Окно было затянуто сизоватой дымкой — и не скажешь, что наступил рассвет. Телефон звякнул. Он посмотрел на экран: сообщение от Со Юджин, видно, ей тоже не спалось.
«Никак не могла уснуть, поехала к морю. Вдали занимается тусклый рассвет. Бывают времена, когда мир лжет, а бывает, что открывается правда. Жестокая и неотступная действительность, от которой никуда не деться. Если вдруг не спишь, приезжай!»
Кан Инхо поднялся и посмотрел в окно. Улицы еще спали. Вдалеке послышался протяжный скрежет уборочной машины. Промозглый ветер предсказывал наступление осени и одновременно был полон предрассветной свежести.
Со Юджин сидела на возвышении, откуда открывался вид на море. Кан Инхо вышел из машины и приблизился к ней. Лицо у нее было синюшным от холода. Да, это вам не центр города: на побережье ветер дул гораздо сильнее и пробирал до самых костей.
— Насколько я помню, ты вообще-то засоня, а тут, гляди-ка, мухой прилетел. Разве не ты вставал последним, когда мы выбирались на природу?
От Со Юджин попахивало алкоголем. В руках она держала маленький бумажный стаканчик, рядом стоял пакет с бутылкой соджу и сухой закуской.
— Тем не менее я ни разу не подвел, и если обещал, то всегда держал слово.
Со Юджин улыбнулась, вспоминая былые времена.
— Точно, хоть и с опозданием, но ты непременно приходил. Это да. Как и полагается Кан Инхо.
Договорив, она опрокинула остатки соджу из бумажного стаканчика в рот.
— Я надеюсь, ты не квасила здесь в полном одиночестве всю ночь напролет?
— Да нет, со мной были коллега и переводчик. Они ушли где-то с час назад. Я тоже собиралась… — Со Юджин тряслась от холода, кутаясь в свой тоненький жакет. У нее что-то вертелось на языке, но она перевела разговор на другое: — Я бы не прочь еще пропустить по стаканчику… — И смущенно добавила: — Помнишь ночь, когда ты заблудился? Ты позвонил, и мне пришлось выпить с тобой за компанию у тебя дома. Сегодня твоя очередь отдуваться.
Со Юджин улыбнулась краешком губ. От влажного ветра ее шея покрылась гусиной кожей. Кан Инхо налил в бумажный стаканчик соджу и протянул ей.
— Я бы не прочь вернуть долг, да завтра урок, поэтому сегодня просто побуду рядом. Выпей два стаканчика за себя и за меня и иди уже домой, отдохни.
Со Юджин подхватила стаканчик и медленно поднесла к губам. Ему вдруг показалось, что она сейчас расплачется. Он снял пиджак и накинул ей на плечи. Вздрогнув от неожиданности, она замерла. Он же смотрел на море, утопающее в мутной предрассветной дымке.
— Тепло… А ведь ты мне когда-то сильно нравился… Ты, верно, даже и не догадывался?
Кан Инхо провел рукой по ее волосам. Затем расправил воротник пиджака, прикрывая ей шею от ветра, и только после этого проговорил:
— Догадывался.
Она ошарашенно взглянула на него.
— Нет, ты не понял, ты не просто был мне симпатичен, я хотела с тобой дружить. Как с парнем. Вовсе не в том смысле, дескать, ничего так парнишка с младших курсов. Я говорю про другое.
И, словно покончив с защитой диплома, она расплылась в довольной улыбке.
— Да, я знал.
Со Юджин озадаченно хохотнула:
— Врешь!
— Честно. — И негромко продолжил: — Почему ты думаешь, что это невозможно? Это же очень просто: знаешь, и все.
Хмель подействовал — на Со Юджин напала легкая икота. Она склонила голову набок и возмутилась:
— Эй, ты меня за живое задел, мое самолюбие начинает страдать. Неужто я тебе не нравилась? Ты ко мне всегда так уважительно относился, как и подобает младшему.
Кан Инхо, посмеиваясь, замотал головой. Их лица сблизились.
— В том-то и дело, что наоборот. Ты всегда была правильной… У меня не хватило духу.
Она призадумалась, пытаясь переварить сказанное, и вдруг ее заполонила тоска.
