Шрифт:
Закладка:
Лукас зевал, но ему ещё не хотелось прощаться. Друзьям, похоже, тоже, так как они направились к уютным подушкам.
Они расположились вокруг стоявшего посередине комнаты сундука, заменявшего стол. Элла села по-турецки. Лукас хотел подтянуть ноги под себя, но этому воспрепятствовала Пунхи. Она прыгнула ему на колени и по-хозяйски на них растянулась. Мальчик принялся её гладить.
Рани покосился на них, но ничего не сказал. Он ненавязчиво сел поближе к Элле. Видимо, менок надеялся, что она его тоже погладит, но внучка профессора была погружена в свои мысли.
– Всё в порядке? – спросил Лукас.
– Я не могу поверить, что он все эти месяцы был заперт в том дереве, – ответила она.
– Коварная ловушка, – подтвердил Рани. – Я даже подумать не мог, что тёмный маг на самом деле всё ещё жив. – Он вздрогнул.
Фелицита откуда-то достала скатерть и накрыла ею стол. Она бросила эльфийскую пыльцу – и вдруг, словно из ниоткуда, появились блюдца с кусочками торта. Рядом – фарфоровые чашки, в которых лежали зелёные листики. Затем последовал чайник с горячей водой.
– Что это? – спросил Лукас, заглядывая в чашку.
– Это листья от чаюшек, – пояснила эльфийка. – Они поделились со мной своим лучшим урожаем. Разве не мило? Налей-ка каждому воды, Лукас. Надо настаивать ровно три минуты.
Мальчик выполнил просьбу.
– А теперь – вылить, – приказала Фелицита.
– Что ты имеешь в виду? – Лукас озадаченно смотрел на чашку в своей руке, из которой он как раз собирался отпить.
– Пить можно только третью заварку. До этого на листьях будут остатки урожайных чар, – пояснила Фелицита. – Подожди.
Они все вылили волшебный чай из окна, снова налили воды и ещё раз вылили. Наконец чай можно было пить.
Лукас никогда не пробовал ничего подобного. Его нёбо словно щекотал тончайший шёлк. Аромат свежей травы смешался с образами смеющихся детишек, собирающих чайные листья. Он ясно чувствовал счастье, которое они излучали в мир. У него в душе воцарился покой. В этот момент мальчик ощущал неразрывную связь с лесом, луной и своими друзьями.
– Как красиво, – тихо сказал Рани.
Он всё же залез к Элле на колени. Улыбнувшись, девочка принялась гладить менока.
– Когда мне дома бывало грустно, мама всегда заваривала мне чай, – тихо пояснила Фелицита. – Мы вместе спускались в кухню замка, и она подходила к старой плите. Все комнаты наполнялись чудесным ароматом этих листьев. Затем мы вместе пили, рассказывали истории и летали к эльфийским сетям в облаках. – Фелицита смахнула слезинку. – Надеюсь, мы будем снова делать это после пансиона.
– Сколько лет тебе ещё там учиться? – спросила Элла.
Эльфийка махнула рукой.
– Всего-то пятьдесят.
Лукас поперхнулся.
– Но это много.
– Эльфы живут очень долго, – пояснил Рани.
– И я ведь не одна, – сказала Фелицита. – Когда летающая карета отвезла меня в пансион, я опешила, услышав, как в моей сумке кто-то мяукает. – Она ласково улыбнулась, взглянув на Пунхи. – Мама сделала мне подарок.
Пунхи спрыгнула с коленей Лукаса, подошла к Фелиците и нежно толкнула её носиком.
Лукас чувствовал, какие крепкие узы их связывают. Близость, дружба, верность.
– Как твоя рана? – спросил он.
Фелицита посмотрела на своё повреждённое крылышко.
– Как мило, что ты спросил. Оттуда больше не струится эльфийская пыльца, но мне надо будет искупаться в волшебном озере.
– У тебя есть семья? – спросила Элла, обращаясь к Рани.
Менок, опустив ушки, наслаждался массажем.
– Ну да. Наш выводок очень большой. У нас чудесная нора, уходящая глубоко под землю. Понадобилось время, но всё же корни, служащие мне постелью, научились гладить меня во сне.
Лукас широко улыбнулся, представив себе это.
– И сколько у тебя братьев и сестёр? – спросила Элла.
– Кажется, при последнем подсчёте было восемнадцать, – задумчиво пояснил Рани. – Следующий приплод лишь через два года, но мы уже расширяем нору. Скоро зима, так что надо успеть, прежде чем земля затвердеет.
Лукас понял, что книга профессора затрагивает лишь верхушку айсберга. В Шепчущем лесу ещё столько неизвестного. О чаюшках в книге вообще ничего не было. И о русалах. Он с удовольствием узнал бы всё-всё.
Мальчик также задумался о том, как очистить озеро и пляж от мусора. Возможно, тут поможет лишь магия. А ещё надо не забыть о кошках, которых ждут землерои. Так много планов.
Погружённый в мысли, он взял кусочек торта и принялся есть. Сахарная глазурь словно вспыхнула у него на языке. Вкус клубники с изысканным сливочным кремом был просто несравненным.
– Я больше не смогу пить обычный чай и есть человеческие торты, – сказал он. – Эта штука такая вкусная.
– Если хочешь, можешь прихватить с собой мешочек чайных листьев, – пояснила Фелицита. – Если они будут оставаться в твоём доме и заварку выливать там же, ничего не случится.
Лукас с радостью принял мешочек.
– Спасибо.
Если ему теперь захочется, чтобы его оставили в покое, он может угостить этим чаем родителей. Тогда они будут умиротворённо сидеть на диване и медитировать.
– А у тебя есть братья или сёстры? – спросил вдруг Рани, обращаясь к Элле. – Я знаю, что у Лукаса есть сестра с плохим характером.
Увидев пренебрежительный взгляд Эллы, Лукас откашлялся.
– Это правда.
– Я одна в семье, – пояснила внучка профессора. – У меня нет ни братьев, ни сестёр.
– Сочувствую, – сказал Рани.
Фелицита тоже грустно кивнула.
– Тебе, наверное, одиноко. Хотя мои братья и сёстры постоянно надо мной подшучивают – наколдовывают что-то или взрывают. Как подумаю о Лилике, моей любимой кукле… это было ужасно.
– Они взорвали твою любимую куклу? – в ужасе спросил Лукас.
– Нет, этого они бы не сделали, – быстро возразила Фелицита. – Как-то раз, когда я заснула, они её оживили. Она принялась рассказывать анекдоты, и я проснулась и закричала от ужаса. И стража тогда её… В общем, я получила новую куклу.
Лукас вдруг увидел проделки своей сестрёнки-монстра в совершенно новом свете. Он решил, что, если она снова устроит какую-нибудь подлость, он останется совершенно спокойным. Ничто не сможет вывести его из равновесия – не после этой истории.
– Слушая всё это, я радуюсь, что я единственный ребёнок в семье, – вернулась к теме Элла. – Зато у меня есть дедушка. И скоро он снова будет дома. – Она зевнула.
Лукас тоже почувствовал, что его вот-вот одолеет усталость.