Робертсон считает возможным объяснять развитие взглядов отдельных мыслителей экономикой страны, определяющей в свою очередь политические отношения.

Иногда Робертсон впадает в откровенную вульгаризацию метода экономического объяснения истории. Так, он считает экономическим фактором в истории религии корыстную заинтересованность духовенства в приношениях верующих и думает, что идеология духовенства определяется теми способами, при помощи которых оно извлекает из карманов верующих свою прибыль.

Как у большинства буржуазных ученых, материалистический метод объяснения истории прорывается у Робертсона случайно в виде отдельных высказываний, заглушаемых чисто идеалистическими взглядами. Правильнее было бы сказать, что в целом ряде случаев изучаемые факты и атеистическая точка зрения сами наталкивают Робертсона на правильные материалистические выводы. В общем, он остается идеалистом в объяснении общественных явлений.

По истории религии Робертсон написал меньше, чем по истории гуманизма, но именно эти работы оказались самыми боевыми и актуальными в обстановке ханжеской и насквозь лицемерной буржуазной Англии.

Все, что написано Робертсоном о религии, связано с христианством и является ярким образцом самой страстной антирелигиозной пропаганды. Робертсона нельзя назвать ни односторонним просветителем, ни антиклерикалом. Он отчетливо и ясно сознает, что борьба с религией имеет две стороны, которых нельзя забывать: борьбу с религиозным мировоззрением и борьбу с реакционным духовенством. Тот, кто ударяется в пропаганду чистой науки против религии, становится мирным просветителем. Кто сосредоточивает удары на духовенстве, не в состоянии сокрушить авторитета религиозной идеологии.

Религия не является продуктом невежества масс или обмана духовенства, как думали наивные просветители и антиклерикалы XVIII века. Религия, по мнению Робертсона, есть продукт общественного развития в целом и может быть уничтожена лишь при условии роста культурности масс и демократизации общества, когда духовенство, как паразитическая и эксплуататорская группа, будет уничтожено.

Робертсон не останавливается даже перед признанием необходимости террора против духовенства. Он считает неправильным мнение, будто идеи сами по себе в состоянии оказывать такое сопротивление, что их нельзя задушить насилием. История христианства дает много примеров, когда церковь путем применения террора добивалась полного подавления научной мысли на десятки и даже на сотни лет. С другой стороны, и само христианство вовсе не является чистой идеей, не поддающейся насильственному уничтожению. Пример завоевания христианского Египта персами и арабами в VII веке доказывает, что длительный и последовательно проводимый террор против духовенства имеет своим следствием уничтожение христианской религии в целой стране. В самый короткий срок христианский Египет становится Египтом мусульманским. Арабы лишают христианское духовенство привилегий и систематически уничтожают его. Население не оказывает духовенству никакой поддержки. Христианство исчезает. Его место занимает ислам. Можно ли после этого утверждать, что гонения только разжигают веру?

С такой же убедительностью Робертсон доказывает, что христианство распространилось в Римской империи не вследствие чистоты своих идей, а благодаря систематическому террору, направленному против жречества других религий.

Такие взгляды, отдаленно напоминающие террористические речи якобинцев против церкви в эпоху Великой революции, являются для ханжеской Англии необычайной новостью, тем более, что Робертсон излагает их во всеоружии ученого аппарата исторических исследований.

Неудивительно, что средний английский буржуазный читатель, пресыщенный пресной розовой водицей богословских трактатов, увлекается Робертсоном и обеспечивает ему круг почитателей, тем более усердных, что Робертсон страхует своего читателя от социальных последствий атеизма, от его пропаганды в массах.

Надо заметить, что Робертсон и в данном случае смотрит на общественные отношения вполне трезво и Сознательно. Он говорит, что величайшим фактором в истории свободной мысли было соединение атеизма с революционным движением рабочего класса в начале XIX века. Пока массы рабочих были верующими, пока атеизм замыкался в кругу ученых, церкви не угрожала серьезная опасность. Атеизм рабочего класса становится грозным орудием социального переворота.

Буржуазные сторонники Робертсона делают отсюда вывод о практической недопустимости безбожной пропаганды среди пролетариата и без колебаний субсидируют церкви и религиозные общества, ставящие целью нравственно-христианское воспитание рабочих. Робертсон правильно понял классовые источники современного антирелигиозного движения, но понял их в классовом разрезе интересов буржуазии, верным идеологом которой он остается при всех своих радикальных взглядах.

Работы Робертсона, посвященные религии, распадаются на три группы: ,,История христианства», «Исторический Иисус», «Языческие христы». Он изучает общие вопросы развития христианства, исследует его исторические корни в языческих религиях и дает решение основной проблемы христианства, — был ли Христос? — в том смысле, что его не было.

Робертсон является крупнейшим представителем мифологической школы в Англии, достаточно известным по ряду переводов, выпущенных издательством «Атеист», в особенности по переводу части работы самого Робертсона «Христианство и мифология». Мы не будем подробно говорить о мифологической школе, так как она в общем хорошо известна русскому читателю. Остановимся только на тех своеобразных чертах, которые присущи Робертсону, как исследователю христианства.

Он полагает, что имя «Иисус Христос» подлежит тщательному критическому разбору. Иисус и вера в Иисуса, Христос и вера в Христа вовсе не являются собственными именами для обозначения особого бога и особой религии. Есть много Иисусов и много разновидностей веры в Иисуса, или «иезуизма». Есть также много христов и много разновидностей христианства, или «христизма».

По мнению Робертсона, было много христов, в том числе языческих и дохристианских. Основой веры в Христа является миф об умирающем и воскресающем боге, а сущностью христианского культа надо считать обряд убийства, поедания и обрядового воскрешения божества. С другой стороны, можно обнаружить много следов дохристианского Иисуса и разновидностей его культов. Миф о боге, сошедшем на землю, свойствен целому ряду религий, причем имя Иисуса не характерно для христианства. Культ Иисуса можно проследить на Востоке задолго до того времени, к которому евангелия относят исторического Иисуса.

То, что мы называем христианством, представляет собой слияние, синкретизм культов языческих христов с мифами Иисусов. «Христизм» и «иезуизм» в своем соединении дали европейское христианство, к которому на протяжении его развития непрерывно присоединялись мифы и культы отсталых европейских народов, стоявших на более низком уровне культурного развития, чем народы Римской империи, создавшие христианство.

Таким образом, Робертсон устанавливает в составе христианства ряд элементов, эволюция которых восходит к отдаленнейшим временам. Путем применения эволюционного метода, он находит возможным установить непрерывное развитие каждого христианского культа, мифа и магического символа из первобытной культуры. Как пример, можно привести выведение культа магического креста и распятого на нем божества из примитивных обрядов индийского племени кондов, которые распинали человеческую жертву на «андреевском» (косом) кресте и пожирали ее живьем. Это — дикие первоисточники культа умирающего, поедаемого и воскресающего божества.

Мы привыкли по целому ряду работ, посвященных вопросу об историчности Иисуса, к такому порядку исследования: от отрицания исторической личности, создавшей христианство и ставшей ее божеством, — к выяснению мифологического