Шрифт:
Закладка:
Баллард снова сел на матрац, выключил лампу и лег на спину. Он слышал, как в жаркой тишине вокруг него жужжали комары. Он лежал и слушал. Через некоторое время он перевернулся на живот. Чуть позже он встал, взял ружье с того места, где оно стояло у камина, положил его на пол рядом с матрацем и снова растянулся. Он очень хотел пить. Ночью ему снились черные потоки ледяной горной воды, он лежит на спине с открытым ртом, как мертвец.
Я ПОМНЮ ОДИН ЕГО поступок. Я рос с ним на десятой улице. Учился классом старше него в школе. Он потерял мяч, который укатился с дороги в поле… он был далеко в зарослях шиповника и всякого такого, и он сказал этому мальчику, этому Финни, чтобы тот пошел и принес его. Финни был немного младше него. Сказал ему, сказал: Иди и принеси этот мяч. Финни не стал этого делать. Лестер подошел к нему и сказал: Лучше пойди и принеси этот мяч. Финни сказал, что не собирается этого делать, и Лестер повторил ему еще раз, сказал: Если ты не спустишься туда и не принесешь мне мяч, получишь по роже. Финни испугался, но взглянул на него и сказал, что это не он туда загнал мяч. Ну, мы стояли там, смотрели. Баллард мог бы оставить все как есть. Он видел, что парень не собирается делать то, что он ему приказал. Он постоял минуту, а потом ударил его по лицу. Из носа Финни потекла кровь и он опустился на дорогу. Посидел минуту, а потом встал. Кто-то дал ему платок и он приложил его к носу. Тот весь распух и кровоточил. Финни просто посмотрел на Лестера Балларда и пошел дальше по дороге. Я чувствовал, я чувствовал… Я не знаю, что это было. Мы просто чувствовали себя очень плохо. С того дня я невзлюбил Лестера Балларда. Он и до этого мне не нравился. Хотя он никогда ничего плохого мне не делал.
БАЛЛАРД ЛЕЖАЛ В НОЧНОЙ СЫРОСТИ, удары его сердца отражались от земли. Свозь редкую полосу поникших сорняков, окаймлявших разворот на Лягушачьей горе, он наблюдал за припаркованной машиной. Внутри машины вспыхивала и гасла сигарета, а ночной ДиДжей нес пургу о том, чем можно заняться на заднем сиденье. Пивная банка звякнула о гравий. Поющий пересмешник замолчал.
Он подобрался со стороны обочины, пригнувшись, быстро подбежал, прижался к холодному и пыльному заднему крылу автомобиля. Дыхание было прерывистым, глаза расширены, слух напряжен, чтобы отделить голоса находившихся в машине от тех, что звучали по радио. Девушка сказала «Бобби». Затем повторила это имя.
Баллард прижался ухом к заднему крылу. Машина начала мягко раскачиваться. Он приподнялся и посмотрел в боковое стекло. Пара белых ног раскинулась, обхватив тень, — темного инкуба, охваченного похотью.
Это ниггер, — прошептал Баллард.
О Бобби, о боже, — сказала девушка.
Баллард, расстегнувшись, опустился на крыло.
Вот дерьмо, — сказала девушка.
Стоя на полусогнутых, наблюдатель наблюдал. Пересмешник запел.
Ниггер, сказал Баллард.
Но нет, это было не то черное лицо, которое померещилось в окне и которое казалось таким огромным за стеклом. На мгновение они посмотрели друг на друга, а затем Баллард упал на землю, его сердце заколотилось. Музыка из радиоприемника прервалась с глухим щелчком и больше не включалась. С противоположной стороны машины открылась дверь.
Баллард, заблудшая и лишенная любви обезьянья фигура, бегущая через разворот, тем же путем, что и пришел, по глине и мелкому гравию, сплющенным пивным банкам, бумаге и гниющим презервативам.
Лучше беги, сукин сын.
Голос омыл гору и вернулся потерянным и безобидным. Потом не было ничего, кроме тишины и густого аромата жимолости в черном воздухе летней ночи. Машина завелась. Зажглись огни. Она развернулась на кругу и поехала вниз по дороге.
Я НЕ ЗНАЮ. Говорят, что он так и не пришел в норму после того, как его отец покончил с собой. Он был просто мальчишкой. Мать сбежала, не знаю, куда и с кем. Я и Сесил Эдвардс были теми, кто снял труп. Он пришел в магазин и сказал это таким обыденном тоном, словно речь шла о том, что пошел дождь. Мы поднялись туда, зашли в амбар, и я увидел болтающиеся ноги. Мы просто срезали веревку и тело упало на пол. Как срезают тушу. Он стоял и смотрел, молчал. Ему тогда было лет девять или десять. Глаза у старика вывалились из глазниц и висели на ниточках, как у рака, а язык был чернее, чем у чау-чау. Хотел бы я, чтобы человек надумавший убить себя через повешение, лучше б делал это с помощью яда или чего-нибудь еще, чтобы люди не видели такого.
Он и выглядел паршиво, после того, как Грир отделал его.
Нет. Но я не против честной крови. Я бы предпочел видеть ее, а не глазные яблоки и тому подобное.
Я расскажу вам, что сделал старый Грешем, когда умерла его жена, и как он спятил. Они похоронили ее здесь, в Сиксмайл, и проповедник сказал пару слов, а потом позвал Грешема, спросил его, не хочет ли он сказать что-нибудь, прежде чем они закидают ее грязью. И старый Грешем встал, держа шляпу в руке и все такое. Он встал и запел идиотский блюз. Какой-то бессмысленный блюз. Нет, я не знаю слов, но он пел и пел до тех пор, пока снова не сел на место. Но в степени безумия он не дотягивал до Лестера Балларда.
ЕСЛИ БЫ У НОЧИ существовали более темные пространства, он бы их нашел. Он лежал, заткнув пальцами уши от назойливого писка мириад черных сверчков, с которыми он вел хозяйство в заброшенной хижине.Однажды ночью, лежа на своей подстилке в полудреме, он услышал, как что-то пронеслось по комнате и словно призрак выскользнуло (он увидел это, привстав) в открытое окно. Он сидел и смотрел вслед, но оно исчезло.