Обе части нации по-разному, но чувствовали себя дискомфортно и в Подроссийской (Великой, Матерной) и в Подавстрийской Украинах. Неудовлетворенность своим положением детерминировала желание изменить ситуацию, то есть решить национальный вопрос.

Следует категорически отмежеваться от навязываемых концепций, согласно которым украинский вопрос – досужая выдумка, результат австрийской, немецкой, польской интриг. Каждая из этих стран, дескать, стремилась ослабить своего главного соперника на европейском пространстве – Россию – и подстрекательски воздействовала на украинцев, хитро подталкивая их к действиям, направленным на развал полуазиатской империи. То, что подобные потуги проявлялись, отрицать нельзя. Но все же они были вторичными, в чем-то зерна падали в уже взрыхленную почву. Желание решить украинский вопрос вызревало внутри самой нации, все более чувствовавшей серьезные, подчас труднопреодолимые ограничения, преграды в своей самореализации. Трудно обнаружить в стремлениях украинцев (даже на рассудительно-теоретическом уровне) тяготение к покорению, подчинению других общностей, овладению принадлежащими им ресурсами и ценностями. Но вот завоевать себе достойное, равновеликое место среди других национальных, национально-государственных образований, встать вровень с ними в законном статусе, жить сообразно своим национальным интересам и планам – эти идеи все более овладевали сознанием украинцев, становились стержнем ценностных установок.

Украинское национальное движение (в довольно обширной историографии оно получило практически солидарное название украинского национального возрождения) XIX – начала XX в. постепенно, но все более уверенно набирало силу. Шедшая в авангарде элита впитывала, обрабатывала, рафинировала массовые настроения, облекала их в концепции и программы. В них можно выделить три главных позиции-лозунга.

Во-первых, начиная с тайных обществ декабристов, через кирилло-мефодиевских братчиков, до украинских социалистических партий доминирующим стержнем движения явилось требование национально-территориальной автономии в демократической республике Россия и образование федерации славянских народов (прежде всего украинского, белорусского и российского) как начала движения к мировой (всемирной) федерации свободных народов. Это требование органично сочеталось с задачей уничтожения абсолютизма, децентрализации страны, связанной с лозунгом «Прочь самодержавие!». Более радикальное требование самостоятельной Украины также активно обсуждалось, но не получило сколько-нибудь массовой и партийной поддержки.

Во-вторых, политические лидеры западного украинства также выдвигали задачу национального освобождения и свое будущее, общественный прогресс связывали с перспективой объединения с основным этническим массивом – единокровными братьями в Российской Украине. Главный лозунг предполагал, таким образом, соборность всех украинских земель, реализацию замысла «Украина – Іrredenta».

В-третьих, оценивая сложность достижения цели, предполагавшей предварительное разрушение двух могущественных империй – Российской, романовской, и Австро-Венгерской, габсбургской, не будучи уверенными в том, что в обозримом будущем силы для этого созреют, и оглядываясь на активность польских кругов, рвавшихся к возрождению Великой Польши с обязательным включением в нее бывших восточных, т. е. западноукраинских территорий, политические лидеры Западной Украины выдвигали временное требование, а именно – провозглашение на административно соединенных западноукраинских землях ограниченной – по сути, культурно-национальной – автономии с введением в крае прямого правления венской короны, т. е. венского двора. Это была давно вынашивавшаяся идея «коронного края».

Таким образом, к историческому перелому – 1917 году – накопившее довольно серьезную, хотя и латентную освободительную энергию украинство подошло во многом подготовленным, но явно недостаточно сконсолидированным, что не обещало легкого, простого решения огромного комплекса сложнейших революционных задач и среди них – выбора из существовавших альтернатив оптимального варианта общественного устройства, более или менее четкого видения своего места на международной арене, среди других общностей.

Изложенные выше предельно лапидарно, по существу, обобщенно-тезисно соображения являются отражением многолетних системных комплексных размышлений автора, получивших более обстоятельное обоснование, надлежащую аргументацию во многих научных публикациях, среди которых заслуживают быть упомянутыми хотя бы в известном смысле итоговые или, с субъективной точки зрения, наиболее важные[1].

Естественно, автор далек от мысли считать приведенные работы единственным ориентиром или наиболее совершенным подходом к сложнейшей проблеме. Надежной опорой, богатейшим информационным источником и вдохновляющим историографическим примером служат многочисленные разнообразные по тематике и отличающиеся, оригинальные по содержанию, форме, характеру, выводам труды предшественников и современных ученых-историков, представителей других отраслей гуманитарного знания.

Назначение приведенного краткого библиографически-историографического «вкрапления» видится в ином: при желании все интересующиеся могут найти дополнительные размышления, соображения, выводы, логически подводящие и сущностно корреспондирующиеся со следующими далее трактовками и оценками непосредственного предмета предлагаемого исследования.

II. Весна революции – рождение надежд

В России революцию долго ждали. Симптомы кризиса правопорядка начали проявляться с рубежа веков, и с каждым годом они все усиливались. Относительно «мирные» периоды означали не снятие остроты назревших проблем, а временное торжество реакции, когда общественные настроения и протестное напряжение загонялись внутрь неизлечимо больного организма, только приближая его крах. К 1917 г. изоляция монархического лагеря достигла таких пределов, что даже откровенные адепты абсолютизма совсем не притворно считали: пусть уже наконец-то свершится неизбежное – жить в состоянии агонии становилось нестерпимым и для многих их них. Самодержавие, что называется, «провисло», теряя последние хилые опоры, и рухнуло буквально в течение нескольких февральских дней.

Отстававшая во многих отношениях от передовых стран Россия не удосужилась провести даже элементарную реформу календаря – отсчет каждого года и месяца тут начинался на 13 дней позднее, чем во всей Европе. Потому и с хронологическим обозначением революции некоторое время путались: кто-то называл ее Февральской, кто-то Февральско-мартовской, а кто-то и вовсе – Мартовской, т. е. в полном смысле весенней.

На самом деле в обращении «К гражданам России» революционные силы заявили о победе революции 28 февраля 1917 г. Тогда же оформился Петроградский Совет рабочих и солдатских депутатов. Отречение от престола Николай II подписал за себя и за малолетнего сына Алексея в пользу Великого князя Михаила только 2 марта. Последний отказался от претензий на власть через сутки. Временное правительство было назначено (санкционировано) Временным комитетом Государственной Думы (его легитимность всегда юридически оспаривалась) 4 марта. Естественная инерция затянула формирование органов власти на местах на первые недели весеннего месяца.

Защитников старого режима практически нигде не обнаруживалось. Наоборот, на лацканах одежды и головных уборах мгновенно массово появились красные банты и ленты – олицетворения солидарности со свершившейся наконец-то справедливостью.

Февральская революция стала переломным этапом в истории России, населявших ее народов. Уничтожение самодержавия коренным образом изменило обстановку, явилось громадным шагом вперед в политическом развитии страны, всех ее регионов. В течение нескольких дней полукрепостническая, полусредневековая Россия превратилась в буржуазно-демократическую республику – более свободную, нежели любая другая страна в мире. Открылись благоприятные условия для перспективы торжества подлинного народоправия. Классы и выражающие их интересы политические партии получили возможность открытой, свободной борьбы за влияние на общественное развитие, на судьбы народа.

Вызвав