глотнул бражки. – Мы что, посадили на трон не того человека?

– Конечно нет. Брат Мурада стал бы настоящим кошмаром для всех. Уж лучше немного глупости и импульсивности, чем жестокость и безумие в самый неожиданный момент.

– Так, значит, – сказал я, – я месяцок отдохну тут с тобой и Мелоди.

– О нет, отдыхом это не будет. – Своим ехидным смешком Тенгис мог разрушить любую надежду. – Мы будем тренироваться. Война не за горами. А ты не так стар, как я, ты не имеешь права быть слабым.

Мелоди стояла на топком берегу озера, которое, как я теперь заметил, отступило и превратилось в грязный пруд. Раньше и почва была тверже. На моей названой дочери было то же желтое платье, как и когда она открыла дверь, только сейчас она держала над головой шамшир, приготовившись к бою. Клинок был шире, чем обе ее руки. Судя по ее позе, в девочку-подростка вместилась свирепость целой армии, а взгляд грозно сверкал гневом сотни брошенных дочерей.

– Ты же не думаешь, что я буду с ней драться, – сказал я с самонадеянностью, не сумевшей скрыть мой страх.

Коварный смех Тенгиса выбил меня из колеи.

– Я обучил ее обращаться с саблей. Обучил ее обращаться с копьем. Она освоила булаву и арбалет. И даже аркебузу, которая тебе никогда не нравилась.

– Терпеть не могу огнестрельное оружие.

– Защищайся! – крикнула Мелоди.

Зазвенела сталь – моя названая дочь врезалась в меня и оттеснила назад. Она оказалась на удивление сильной.

– Полегче, Мелоди, – сказал я, запыхавшись. – Я не дрался много лет.

– Дедушка говорил, что ты вечно ноешь.

Она бросилась в атаку, ударив снизу, и я покачнулся. Если бы я не отпрыгнул, она бы пустила мне кровь.

Держать в руках саблю и драться было так… непривычно. С тем же успехом я мог размахивать гигантским огурцом. Неужели я так деградировал за десять лет? Что случилось с навыками, которые превратили меня в героя янычар?

Тенгис стоял, скрестив руки, как дервиш во время медитации.

– Гордишься своей медлительностью? Твой противник сейчас – баба на сносях.

Мелоди шагнула вперед и полоснула саблей мне по ногам. Я отпрыгнул, чуть не угодив в муравейник, споткнулся и рухнул коленями в грязь.

– А мы можем потренироваться там, где почва потверже? – спросил я, когда Мелоди приставила саблю к моей шее, поставив точку в поединке.

– Ты, наверное, устал, папа. – Она со звоном сунула саблю в ножны и поворошила чернильно-черные волосы. – Надеюсь, завтра ты будешь в лучшей форме.

Ее разочарование добавилось к унижению и окончательно меня добило.

Уже через несколько минут я оттирал сапоги на берегу озера.

– Что за девчонку ты воспитал? – спросил я Тенгиса.

Он внимательно посмотрел на меня, и его ноздри раздулись от отвращения.

– Девчонку, которой плевать, что на ее любимые сапоги налипнет немного грязи.

Я протер подошву.

– Мне их только что сделали. По-твоему, я должен оставлять следы по всему Небесному дворцу?

– Ты стал изнеженным и откормленным простофилей. Когда ты в последний раз постился?

От этого вопроса меня чуть не вывернуло. Тенгис заставлял нас поститься с рассвета до заката, как постились святые, как минимум десять дней в месяц. Лишь пару вещей я ненавидел сильнее. Думаю, именно из-за тогдашнего голода я сейчас и растолстел – никак не могу компенсировать это и наесться.

– Однажды я провел три дня без еды в пещерах Балаха.

– Значит, десять лет назад, когда совершил все свои подвиги.

– Я спас шаха. Убил мага. Сместил другого шаха, покончив с войной за престол, и короновал его брата. Этих достижений и до конца жизни хватит. Благороднее будет позволить и кому-то другому заработать славу. Кто знает, вдруг Мелоди станет следующей.

Мои глаза закрывались. Мне нужно было поспать. Я заплатил восемь золотых монет кучеру, чтобы добраться до Костани, и за это получил лишь тряску на ухабах и клопов в караван-сараях по пути, так что просыпался посреди ночи от зуда.

– Тенгис, она ведь твоя последняя ученица? Или будут и другие, похожие на нее?

Старик вздохнул и присел на корточки у озера.

– Шах отправил меня на покой, я больше не тренирую янычар, а Источник запретил женщинам служить в войсках, так что Мелоди никогда не принесет присягу. Вот я и думаю, что теперь с ней делать…

Мимо проплыла стайка уток, крякая при виде сапога, который я полоскал в воде. Мать семейства клюнула сапог, и я поспешил достать его, пока не испортили. Какая-то птица не разорвет мою обувь, даже вкусная утка. В животе заурчало. В крепости Тенгиса прилично не пообедаешь, а я не собирался питаться костным бульоном с ячменем. Завтра нужно будет купить на базаре что-нибудь поприличнее.

Я похлопал сапоги друг о друга, чтобы обсушить. У подошвы красная кожа потеряла цвет, но золотисто-зеленая вышивка блестела как новая. Правда, воняли они отвратно. Прямо как Костани – рыбой и дерьмом. Ничего, от этого спасет паровая баня. Завтра надо заняться этим, сразу поутру.

Тенгис предложил мне поселиться наверху, в комнате для гостей: это было самое уютное место в доме, с перьевым матрасом и хлопковыми простынями вместо соломы и шкур, как обычно в казармах, где я раньше ночевал.

Мелоди все в том же желтом платье, грязном после нашей драки, сидела на лестнице. Это платье было самым ярким пятном во всей отсыревшей крепости. Взгляд Мелоди показывал, что ей хочется поговорить, и я не мог отвергнуть дочь, которую не видел десять лет. В крепости Тенгиса все мы были друг другу сыновьями, отцами и братьями – считается, что для янычар кровные узы не имеют значения, но это мнение только укрепляет нашу связь.

Она погрустнела.

– Могу я попросить тебя об одолжении?

Я мечтал затянуться кальяном перед сном. Гашиш со вкусом вишни подарил бы мне отдых.

– Достань мне кальян, и я отдам тебе весь мир.

– Дедушка много лет назад бросил курить. И все выбросил.

Я вздохнул.

– Что ж, еще одна причина для разочарования.

Мелоди поковыряла фальшивый топаз на бронзовом браслете.

– Ты расстроен, что приехал?

Я сел на ступеньку ниже ее и прислонился к стене.

– Прости, что не навещал вас и не писал. По правде говоря, я сам на себя не похож, уже давно.

– Я знаю. Дедушка всегда говорит, что ты не виноват. Просто здесь тебе слишком больно находиться. Прости за то, что я тебя ударила. – Она взяла меня за руку. – Я тоже скучаю по Лунаре.

После моего ухода Тенгис не красил стены. Раньше они были белыми, а теперь посерели. Наверное,