мои плечи ответственность – присмотр сначала за разбитой, а затем ударившейся в любовные игры матерью, учёба, спорт, ведение хозяйства, подработка в книжном магазине, забота о младшей сестре – но у Лив нет такой психологической и физической нагрузки. Вместо этого у неё есть масса свободного времени, а в сумме с её импульсивным темпераментом это, как мне кажется, может быть чревато последствиями. Эта её неустойчивость должна бы напрягать родителей в первую очередь и в последнюю очередь меня, но, судя по всему, родителей жизнь их младшего ребёнка вообще никак не интересует, зато я только и думаю о том, как же Лив уже через всего лишь один месяц будет вынуждена без меня справляться со всем этим эмоциональным хламом: с разводом родителей, с вхождением в стадию подросткового возраста, с моим отъездом. Подозреваю, что Лив всё же устроит, предавшим её детские надежды родителям, если не весёлую совместную жизнь, тогда весёлую совместную проблему. И заодно меня подцепит. Как родственный своей мечущейся душе груз.

Откатив тележку немного назад, я принялась изучать ещё один стеллаж с сухим молоком, в надежде вспомнить название необходимой марки, но фоном назойливо вспоминалось только далёкое прошлое.

Оставив нас в Калгари, отец, упаковав свою беременную возлюбленную, как будто специально забрался жить подальше. На все свои сбережения купил для своей новой семьи красивый двухэтажный дом средних размеров на самом краю небольшого города с населением всего в пятьдесят пять тысяч человек. Место, правда, он выбрал очень красивое: черта густого леса начинается чуть ли ни сразу за задним двором, где-то неподалеку, вроде как, есть озеро, сам город пересекает искусственная река, кругом полно зелени и свежего воздуха…

Отец всегда стремился жить поближе к природе. До моих десяти лет наша семья тоже жила в частном доме, в очень красивом пригороде в Саскачеване. Отец так сильно стремился растить детей на лоне природы, что в результате увлекся настолько, что в моём десятилетнем возрасте, в тайне от матери, стал водить меня на охоту и рыбалку, прикрываясь выдуманными историями об обычных вылазках на природу. Когда мать однажды, совершенно случайно, узнала от его лучшего друга о том, что я, оказывается, метко стреляю по уткам – подстрелила лишь трех – и ловлю рыбу – здесь успех насчитывался несколькими десятками особей – она пришла в настоящий шок и потребовала от отца, чтобы он “немедленно” прекратил обучать меня этому “ужасу”. По её мнению, девочке не пристало забавы ради губить живых существ – вообще-то, мы ели этих якобы отловленных отцом, а не мной, существ на ужин. Отец, конечно, расстроился, но сдался на волю матери, мне же было всё равно, так как особого наслаждения от охоты и рыбалки я никогда не испытывала, отдавая предпочтение спорту. Чуть позже у отца случился резкий карьерный рост, в результате которого мы оказались в Калгари, и о наших “пиратских” занятиях, как он их называл, мы позабыли: он стал работать двенадцать часов в сутки, а я занялась сначала бегом на длинную дистанцию, затем взяла параллельные занятия в секциях по карате и волейболу. Пару раз в год мы захаживали в тир, и хотя я показывала хорошие результаты, стрельба меня так и не заинтересовала. Зато теперь у него появился сын. Которого можно будет растить на природе. С которым можно будет охотиться и рыбачить, ведь Доди наверняка будет наплевать, где и что делают эти двое, лишь бы только они не перенапрягали её своим присутствием. И что он в ней только нашел?.. Хотя понятно ведь что. У Доди грудь четвертого размера, ноги от ушей, пышные губы, томный взгляд и, плюс ко всему этому, ей всего лишь двадцать девять лет. Она младше матери на целых восемь лет и старше меня всего лишь на двенадцать, как выразилась Лив. И всё же наша мать кажется мне гораздо красивее. Большеглазая, высокая шатенка, однако, как и Доди, не блещущая интеллектуальными способностями. Это отец у нас умный юрист (не равно мудрый человек), сумевший сколотить успешную карьеру в сложном бизнесе. Мать весь отрезок своей трудовой жизни проработала средненьким секретарем в трех разных фирмах. Доди же кроме своей парикмахерской, да ещё постели, больше тоже нигде не способна себя проявить. Получается ли, что отцу нравятся красивые простушки? Получается. Красив ли он сам? Хотя он и не урод, всё же он совсем не красив. Просто умный мужик при бабках. Зато в моём лице и лице Лив получился отличный микс из двух противоположных людей. Мы обе отличаемся острым умом, передавшимся нам в наследство от отца, у нас обоих большие глаза матери. И хотя высоким ростом и крепким, точеным телосложением я пошла в мать, в то время как Лив унаследовала некоторую худощавость и, подозреваю, средний рост отца, всё же со стороны, мне кажется, мы походили на кровных сестер. А вот Кей, сын Доди, хотя ему пока всего лишь год с небольшим хвостом, совсем не кажется мне похожим на нас. Светлые волосы и большие темные глаза он точно скопировал у Доди. От отца мальчишка унаследовал разве что улыбку.

Сознание внезапно пронзила мысль: а что если Кей не последний их ребёнок?..

Об одном только представлении того, что помимо Лив и Кея у меня ещё может быть неограниченное количество братьев и сестёр с обеих сторон родителей, меня вдруг перекосило. До сих пор я даже не подозревала о том, что не хочу становиться сестрой ещё кому-либо, и вдруг, стоя напротив стойки с сухим молоком, меня словно холодным током пронзило. Не хочу.

Схватив со стойки первую подвернувшуюся упаковку сухого молока, не читая этикетки я отправила её в тележку. Если Доди не понравится мой выбор – пусть сходит в магазин самостоятельно. В конце концов, она ведь так сильно старается казаться приветливой мачехой. Из кожи вон лезет.

…Лив вышла из-за стеллажа с напитками, держа в руках большущую шоколадку. Наверное, выбрала самую дорогую, чтобы наверняка насладиться вкусом. Криво ухмыльнувшись этому, я уже приподняла ладонь, чтобы дать сестре знак о том, что мы заканчиваем с покупками, как вдруг молодая женщина, стоявшая с корзиной покупателя между мной и приближающейся Лив, резко рухнула на пол. От неожиданности я застыла на долю секунды, но как только увидела Лив бросающейся на помощь женщине, сразу же отскочила от своей тележки и тоже подбежала к упавшей. Первая мысль: обморок или сердечный приступ. Однако стоило мне приблизиться к упавшей, как я всем своим нутром почувствовала, что что-то здесь не так.